Огонёшка

6 октября.

Я так и знала, что это добром не кончится. И всё из-за этой Наташкиной бабушки, которая в футбол играла. Оказывается, она целые дни сидит и рассказывает, как она была девочкой и какие у них в гимназии были порядки. И вот от её рассказов почти все девчонки завели альбомы. И во всех — одно и то же! На первой странице голубь мира с конвертом в носу, а под ним стихи:

Пишите, милые подруги!
Пишите, милые друзья!
Пишите все, что захотите, —
Все будет мило для меня!

На второй странице — ещё хуже:

Катя — роза, Катя — цвет,
Катя — розовый букет,
Катя — лента голубая,
Не забудь меня, родная!

Больше всех радуется всему этому безобразию, конечно, Талочка Стрепетова. Особенно ей нравятся стихи про туфельку:

Талочка-милочек
Ехала на бал,
Уронила туфельку, —
Гимназист поднял.

Талка говорит: «Это очень интересное совпадение! Помните, Суханчик мне туфлю поднял? Наверно, и при царе девчонки и мальчишки хотели дружить, но тоже не знали, с чего начать».

Спросила я у Талки, много ли у неё этой чепухи. Так она мне сказала, чтобы я не беспокоилась и что у Наташиной бабушки таких стихов больше, чем у Роберта Рождественского про революцию! За Роберта Рождественского я её чуть дурой не назвала, чтоб хоть не лезла, если не понимает. Как будто у него — только про революцию. У него и про мечты, и про любовь, и про счастье. Талка сказала, что до любви бабушка еще не дошла, а про счастье у неё тоже есть:

Если хочешь быть счастливой.
Ты питайся черносливом,
И от этого в желудке
Разведутся незабудки.

Больше я уж терпеть не могла и сказала, что напишу про эти незабудки в стенгазету. Талка сказала: «Пиши, куда хочешь! Всё равно альбомы не бросим. А то состаримся, и вспомнить нечего будет». И тут наша тихая Наташа как закричит: «Это моей-то бабушке вспоминать нечего? Да она в войну партизанкой была, в разведку ходила! У неё три медали, если хотите знать». А Талка сказала: «Вот видите: в жизни всё бывает. Сначала альбомчики, а если надо — так и в разведку. И ты, Инка, не думай. Если надо будет, так и мы, как Наткина бабушка, и в разведку, и куда хочешь. А альбомы — это ведь так, с тоски».

Это я и сама знаю. С тоски ещё и не то бывает…

Про бабушку мы потом сказали Антошину, что надо её позвать в отряд, про партизанство рассказать. Он сначала вроде обрадовался. А потом поглядел на своё соглашение и вздохнул. И ничего нам не сказал. Ни «да», ни «нет». Боится говорильни. По-моему, он и сам не рад этому соглашению. Наверно, понял, что небывалые дела так просто на дороге не валяются. Да уж куда теперь деваться, когда про эти дела на всю школу раструбили и на стенку повесили?