Argumentum ad hominem

Глава 18. Знакомства: старые, новые… другие…

Собственно, так мы и ехали полчаса или больше. В гробовом молчании. Только когда шины зашуршали по брусчатке, Петер велел остановиться, а мне сообщил:

— Приехали.

Вот уж, действительно. Иначе не скажешь.

Я прожила в этом городе всю свою жизнь, но и представить не могла, что рядом с центром могут существовать такие места. Заповедные. С невысокими уютными домами, причудливо рассыпанными посреди зелени. Буквально в нескольких сотнях футов за ними вставал привычно-каменный городской пейзаж, но он словно служил защитой этому странному оазису, укрывая его от праздных наблюдателей. И даже река, несущая свои воды по другую сторону мощеной дороги, почему-то совсем не шумела.

Мы прошли мимо десятка разноцветных домиков, прежде чем добрались до нужного. И финал нашего путешествия выглядел ровно так же, как и его соседи. Мило. Почти трогательно. Вот только та, что открыла нам на стук дверного молотка, в общую идиллию не вписывалась никак.

Совсем девчонка. По моим меркам уж точно. Тощая, угловатая, растрепанная. В необъятной, явно мужской футболке на босо тело. Мрачная, как демон Преисподней. Если только демоны бывают окутаны ажуром песенных кружев.

На Петера она зыркнула так, что любому стало бы страшно, а белобрысый только картинно приподнял бровь. Девчонка нахмурилась ещё больше, словно собиралась, как минимум, броситься в бой. Я уже начала прикидывать, как их разнимать, если придется это делать, потому что понимала: рыцарь не двинет и пальцем в свою защиту, но ничего делать не пришлось.

Растрепа беззвучно ругнулась и вдруг исполнила весьма своеобразное упражнение, в книгах по этикету упоминаемое, как реверанс. Щепотями пальцев разводя в стороны полы футболки, как бальное платье.

— Ваша светлость.

Выглядело диковато, но Петер почему-то принял происходящее, как должное. Небрежно кивнул и прошел мимо. В дом. По начищенному до блеска паркету.

Девчонка, все это время глядящая именно, что в пол, проследила его шаги, выпрямилась и скривилась так, что я сама задумалась о том, чтобы разуться. Но вместо упреков прозвучало по-прежнему мрачное, и все же с ноткой чего-то, похожего на надежду:

— Откушать изволите?

— Не-а, — ответил белобрысый, углубляясь дальше в коридор.

Растрепа сделала вдох. Очень-очень глубокий. Но прежде, чем успела выдохнуть, из-за поворота раздалось:

— Я знаю, что вы очень хорошо готовите, леди. Вчерашние завитушки были очень вкусные.

Невинная с виду фраза стала спусковым крючком: девчонка вспыхнула, захлебнувшись то ли воздухом, то ли эмоциями.

— Да ты… Да как… Да… Наглость какая… И вообще, это венские слойки, и называются «Локоны красотки»! Вот!

Или мне показалось, или откуда-то, совсем уже издали, раздался смешок. Явно в исполнении Петера, но совсем с ним не вяжущийся. Потому что этот короткий звук был исполнен человеком, которому, действительно, было весело. Просто так. В моменте.

Значит, он все-таки бывает другим? Или я просто никогда не видела его в сочетании с кем-то, кроме себя?

Какое-то время мы обе, каждая удивленная своим личным открытием, смотрели друг на друга. Потом растрепа махнула рукой:

— Идемте. Если этот воришка ещё вчера все не сожрал, напою вас чаем. Или предпочитаете что покрепче?

— Нет. Чай вполне подойдет. Спасибо.

Я потянулась было к застежкам туфель, но на меня посмотрели с сожалением. Как на умственно отсталую:

— Да бросьте. Все равно тут к вечеру будет не протолкнуться.

— А зачем тогда…

Девчонка фыркнула:

— Из вредности.

Чьей именно, уточнять не стала. Возможно, обоюдной.

Кухня, в которую меня любезно пригласили, целиком и полностью соответствовала облику дома: просторная, но уютная, обставленная в прозрачном стиле «прованс». Разве что, немного выделялись из общей пасторали технологичные коробки духовки и холодильника. А вот газовая плита выглядела подлинным ретро. Возможно, и была таковым.

— Чай какой заварить? — спросила растрепа, водружая на плиту меднобокое страшилище с длинным носиком.

— Лучше травяной. Мне ещё сегодня…

— Ага-ага. Знаю.

И все-то вокруг все знают. Одна я в неведении.

Поставив чайник греться, девчонка распахнула дверцу буфета и долго пялилась на блюдо, видимо, с теми самыми завитушками, о которых говорил Петер. Наверное, пересчитывала. Потом ругнулась, выставляя угощение на стол.

— Вообще ничего не брал. Разве что понюхал.

Она не пыталась казаться возмущенной, а действительно, сердилась. И кажется, я начинала понимать, почему.

— Но можно же было попробовать? Или… Вообще не ест сладкое, что ли? Кайл вон обожает. Хотя не признается, конечно. Я думала, что и…

Расстроена. А чем, спрашивается? Тем, что кое-кто не принял её заботу? Эх, было бы о чем переживать.

— Он не умеет.

— М? — на меня подняли взгляд, чуть заспанный, но дивно лазоревый.

— Просто не умеет. Не понимает. Не чувствует. Нужно каждый раз объяснять.

— Да уж! Такому объяснишь…

Девчонка сыпанула в тяжелую бронзовую ступку горсть кофейных зерен и с остервенением начала давить их бронзовым же пестом.

— Даже замечать не желает…

Я хмыкнула. Правда, исключительно в уме. Чтобы никого не обидеть.

— Он замечает все. И всегда внимательно слушает. Иногда от этого даже становится жутко. Так что, имейте в виду. Все, что вы скажете, будет использовано.

Вот за или против, это вопрос. Весь мой опыт показывает, что белобрысый вообще не задается понятиями добра и зла. Может — сделает. Особенно если попросят. Хотя… Ну да. В ответе-то будет просящий.

Девчонка растолкла зерна. Пересыпала в турку, залила водой и поставила на огонь.

— Давно вы с ним?

Я подумала и признала:

— Почти с начала восхождения.

— У-у-у, — чуть завистливо протянула растрепа. — Круто.

— Да не так, чтобы очень.

— И он всегда такой был?

Если хорошенько задуматься…

— Пожалуй, да.

— Жуть, — вынесла она свой вердикт. — Но все равно круто. Я бы хотела попробовать. Потом. Когда контракт с Кайлом закончится. Наверное, это чудесно — стать для кого-то второй матерью.

Вот уж, действительно.

Я бы никогда не посмотрела на эту тему с такой стороны. Просто не пришло бы в голову. Хотя, может, и к лучшему. Потому что в моем случае… То есть, в нашем совместном.

О-хо-хо.

И первая мать не захотела иметь со своим ребенком ничего общего, и вторая сбежала сразу же, как подвернулась возможность. Можно сказать, бросила.

Конечно, он уже далеко не беспомощный младенец. И наверное, давно привык к своему одиночеству. Вот только меня лично это никак не оправдывает. Перед самой собой, по крайней мере.

— Поэтому он и привел сюда вас, — заключила девчонка, поворачиваясь к плите и хотя бы на пару минут избавляя меня от необходимости удерживать покерфейс.

Вода закипела в обоих сосудах одновременно. Но у нежной ромашки, конечно, не было ни единого шанса затмить острый аромат кофе. Как и у ванильной приторности слоек.

— Хоть вы-то попробуйте. Зря старалась, что ли?

Печенье и впрямь было вкусным. С тонкими прослойками крема, растекающегося на языке, как шелк.

— А я совсем не умею готовить.

— Да вам и не надо. По-моему, он даже стекло сожрет, не морщась.

Очень может быть. Парень вообще много чего может. Но разве это повод вынуждать его делать это снова и снова?

Зато теперь могу с чистой совестью заявить Лео, что мать из меня — никудышная. Чтобы губу зря не раскатывал.

— Я вот только одного никак не пойму, — задумчиво сказала девчонка, отламывая очередной кусочек печенья — Он у вас все-таки какой? Черный или белый? С виду вроде пресный, почище залежалого сухаря, но при этом в любой момент может вытворить… М-м-м… Всякое.

Знать бы ещё точнее, о чем она говорит. А то у меня эти понятия так в области цветопередачи и застряли.

— Думаю, он ещё не решил.

— Разве это не определяется само, сразу, по восхождению?

Дурочка. Считает меня матерой и опытной, тем более, с таким, хм, воспитанником. Пытается перенять опыт, пока источник рядом. Да и…

Если бы рыцарю сказали, что нужно быть каким-то одним, он бы обязательно послушался. И выбрал. Или бы просто принял первое предложенное. Но при всех правилах, внешних и внутренних, тут он оказался абсолютно свободен. Волен взять то, что… Нет, не что захотел. То, что понадобилось.

— Долго оставаться между нельзя, — качнула русыми прядями растрепа.

Потому что две грани могущества не могут ужиться друг с другом? Или потому что ещё ни у кого не получилось их соединить?

— Он выберет. Когда придет время.

— Он… — вздохнула девчонка. — Ну ещё бы. Даже не сомневаюсь.

И я тоже. Причем этот выбор наверняка будет разумным, полезным, правильным. Но совершенно бесстрастным.

Может быть, нам просто не хватило времени? Сколько мы знакомы? Без году неделя? Не считая этих странных девяти дней, конечно же. И ему было совсем не до чувств, и я больше думала о том, как и куда приспособить приобретенное чудо. А надо было просто попробовать жить.

Хорошо, не как семья. Хотя бы по-дружески. Ведь даже между просто соседями могут быть очень даже теплые, почти родственные отношения. И общая лужайка для барбекю.

Могло бы получиться. Наверное, ещё получится. Но сначала начать невозможно, а нынешняя точка…

Растрепа к чему-то прислушалась и вздохнула:

— Надо привести себя в порядок. По мне и так бы сошло, но Кайл — фанат приличий. Будет дуться, если не угожу. Хотя, дуется он жутко забавно. Но все-таки, сегодня не тот день.

Поднялась, задвинула стул.

— Вы тут хозяйничайте. Чай, плюшки. Чего найдете. Не стесняйтесь.

Кайл. Её рыцарь, наверное. Правда, она упоминала про какой-то контракт. Получается, что сказки о подчинении верны, в лучшем случае, только наполовину? А в обыденной жизни все те же обоюдные договоренности, условия, обязательства, кипы страниц с мелким текстом? Или все же нужно читать между строк?

Я помню те ощущения. В первые часы знакомства. Когда сначала невозможно было оторваться, а потом тянуло ловить каждое слово и искать в нем хотя бы тень одобрения. И это при том, что белобрысый не ставил себе никаких целей в отношении меня. Даже отстранялся. Скорее неосознанно, чем намеренно, зато непреклонно. А вот если бы дал себе волю…

Бр-р-р. Страшно представить. Хотя, мне тогда было бы совершенно плевать. На все и сразу. Я обрела бы свой рай на земле. А если бы вдруг начала скучать, понадобилось бы только попросить. Или просто грустно вздохнуть. В раю ведь много места. Хватит на всех.

И никаких сомнений, переживаний, чувства вины. Потому что за все на свете отвечал бы один только…

Я крошила печенье, цедила остывший чай, пялилась на цветной фарфор и банки с разноцветным вареньем за стеклянными створками шкафов. Наверное, в конце концов, задремала. И очнулась только от осторожного прикосновения:

— Вам пора.

Сначала я даже не поняла, кто меня разбудил. Потому что глухое строгое платье в пол, с воротником под самое горло, никак не вязалось с той растянутой футболкой. И растрепы больше не было: русые волосы причудливыми косами стекались в тугой клубок где-то на затылке.