Реквием разлучённым и павшим
- Автор: Юрий Краснопевцев
- Жанр: Биографии и Мемуары
- Дата выхода: 1992
Читать книгу "Реквием разлучённым и павшим" полностью
Глава 6. ШУРКИНА ЛЮБОВЬ
Да, было от чего скиснуть! Пытаясь уйти от мучительных раздумий, тягостной действительности, Юрий старался находить забвение в какой-то деятельности, работе. Бесцельно лежать, «доходить», лениво разговаривая в больничном безделье, Алтайскому было невмоготу, жизнь трутная сама по себе всегда была ему противна. Теперь же, в условиях лагерной санчасти, ему вдвойне, втройне было бы тяжело без тех хлопот, которыми он сам себя обременил.
Приведя в порядок аптечку стационара, Алтайский решил разделаться с крысами, которые нагло шлялись в больничном бараке даже днем, а ночью не давали покоя писком, дрязгами и междоусобицами. Только ничего у него не вышло — крыс оказалось больше, чем возможностей приобретения столярного клея. Первые сотни граммов растертого в порошок клея, смешанного с алебастром, крысы слопали с великой дракой — далеко не каждой досталась положенная порция. Может быть, часть из них и сдохла, потому что на день или два крысы притихли. Но достать еще килограмм столярного клея оказалось невозможно, даже Коваленко не смог помочь. Именно он заметил в Алтайском жажду деятельности, при его участии и поддержке Алтайский стал болеть «активно», а не сидеть сложа руки.
Однажды утром, выписывая в кабинете врача рецепты из историй болезни, Алтайский не услышал, как отворилась дверь. Вошел немолодой полковник в очках, с эмблемами медика на погонах:
— Что вы здесь делаете?
Алтайский от неожиданности вздрогнул.
— Здравствуйте, — ответил он, вставая. — Выписывая рецепты, надо самим делать лекарства — аптеки-то нет!
— Вы же больной? — покосился полковник на нелепые большие очки Алтайского, на донельзя изношенный рыжий больничный халат, торчащие из-под него кальсоны и лапти на голых ногах.
— Ну, красавец! — засмеялся полковник. — Уж не свою ли историю болезни «подмастыриваете»?
— Простите, я просто помогаю Ивану Андреевичу без всякой корысти. А халат мне дали по блату, другие в одеялах ходят.
Полковник откровенно захохотал.
— Знаю, — сказал он. — У вас пятьдесят восьмая?
Алтайский утвердительно кивнул головой.
— Можно у вас тут присесть где-нибудь? Только помогите снять шинель, рука у меня шалит… Вы меня, наверное, не знаете, — продолжал полковник, снимая шинель с помощью Алтайского. — Я начальник санитарного отдела лагеря Бородин…
— Очень приятно, — не слишком уверенно промямлил Алтайский, которому небо сразу показалось в овчинку и срочно потребовалась нора, в которую можно было бы юркнуть…
— Вы, кажется, смущены? — спросил Бородин, грузно усаживаясь на стул. — И напрасно. Не каждый день случаются встречи с людьми определенного уровня. Да еще с чувством юмора, — добавил он, добродушно улыбаясь.
— Сочувствую, гражданин полковник, у меня таких встреч еще меньше… Разрешите поискать Ивана Андреевича? — вдруг нашел нору Алтайский.
— Нет, батенька мой, никуда вы не пойдете. Вашего Ивана Андреевича наверняка уже ищут. Дайте мне отдохнуть от разговоров на медицинские темы! А вы не врач ли ненароком?
— Нет, я инженер. Правда, в студенческие годы меня потянуло к медицине, вернее, к биологии — собирался одним махом разгадать тайны живой клетки, чтобы избавить человечество от рака.
— Ну, и как — удалось? — спросил Бородин со смешинкой.
— Да, — поддакнул Алтайский, — удалось просветиться и понять, что для разгадки только структуры белка надо не одну жизнь прожить.
— А разве плохо к чему-то стремиться? Кто из нас смолоду не считал себя способным своротить горы? — улыбнулся Бородин.
— Из студентов — большинство!
Приглядываясь к Бородину и не очень доверяя своему первому впечатлению, Алтайский обратил внимание на грубоватые черты лица, несколько не соответствующие высокому лбу и умным глазам — не стеклянно-высокомерным, бездушным, хоть и, фамильным, наследственным, каких он повидал немало, а теплым, понимающим. Еще Алтайский почувствовал, что справился с неловкостью, которую он ощутил в начале разговора. Эта неловкость была вызвана, очевидно, чином и должностью, но не самим человеком.
— Простите, — осмелев, но еще не обдумав и не поняв, зачем, неуверенно сказал Алтайский, — мне кажется, что вы не обидитесь, если я позволю некое сравнение…
— Валяйте! — разрешил Бородин. — Только начистоту, если обо мне.
— Знаете, в вас есть что-то для меня знакомое — прежде всего в вас самих, в вашей натуре, в вашем восприятии обстановки… Что-то знакомое, связанное с родом деятельности… Так вот, это знакомое роднит вас с образом земского врача — чеховского врача… Пространства, располагающие к думам, тысячи людей, тысячи хворей, и душевных и телесных, и он один — дантист и эпидемиолог, акушер и офтальмолог, хирург и психиатр, а главное — просветитель темного народа от языческих суеверий и фанатизма слепой веры. Вам было можно и нужно бы уменьшить рамки интересов ввиду их необъятности, а у вас не получается или получается, но так же трудно, как у земского врача. И в этой кутерьме вашей натуры хватает, чтобы заметить смешное. Вот вам и сходство с чеховским земским врачом!
— Да вы философ, милый мой, — улыбнулся Бородин и потер переносицу, закрыв глаза. — Вы правы, общее есть, только люди другие, бесконечно разнообразные, до дикости уродливые и контрастные — от академика до дикаря… И в этом именно трудность — не в медицине, не в знаниях, которых подчас не хватало и земским врачам, не в недостатке времени, не в пространствах и количестве… — Бородин покачал головой и хмыкнул: — Земский врач! Спасибо за откровенность. Как вас зовут?
— Алтайский.
— Нет, имя и отчество?
— Если разрешите — просто Юрий, вы меня старше.
— Ну вот, просто Юрий, видите, беседа у нас на уровне лучших домов Лондона, а вы бежать хотели?
— Верно… К сожалению, военная форма у меня большей частью ассоциируется с неприятностями.
— Так я же медик.
— Вот, теперь буду знать. А вообще-то откровенность давно вышла из моды, и я за нее не однажды бит. Мне еще мама говорила, простите за пошлость, что у меня мысли и слова, как вода в прямой кишке — не держатся…
— Ха, ха, ха, — засмеялся Бородин. — А ваша мама права. У вас тут курят?
— Здесь хозяин вы, — улыбнулся Алтайский. — Пепельницу сейчас найду. Здесь есть чашки Петри из термостойкого стекла…
Появившийся на пороге Коваленко поздоровался с полковником и глазами показал Алтайскому на дверь. Алтайский поднялся, понимая, что двум врачам есть о чем поговорить.
— Знаешь, Иван Андреевич, — сказал Бородин, — а помощник у тебя дельный, напрасно ты его гонишь.
— Нет, я его не гоню, — чуть смутился Коваленко, — ему скучно будет — вы же опять меня драть начнете?!
Алтайский все же вышел.