Ведьмы.Ру

Ведьмы.Ру

Глава 1
О мышах, людях и дурацких шутках с непредсказуемыми последствиями

Одним мощным толчком он вошел в нее, и она застонала, восхищенная его точностью.

Не собиралась Ульяна ломать ему нос.

И не нос тоже.

И в целом-то… случайно всё вышло. На нервах. А что сделаешь, если нервы у неё не железные. Впрочем, от такой жизни и железные ржавчиной покроются.

Она ведь живой человек.

Живой!

Главное, повторять себе это почаще.

— Тараканова! Ты о чём думала вообще⁈ — гневный вопль Егора Макаровича, у которого нервы тоже пошаливали и уже давно, выплеснулся далеко за пределы начальственного кабинета. Тем паче, пределы эти были весьма условными, обозначенными фанерными стеночками и такой же, напрочь лишённой даже намека на звукопроницаемость, двери. — Ты понимаешь, что теперь будет!

Он даже за грудь схватился.

С правой стороны.

Потом опомнился. Сдвинул брови прегрозно и руку на левую переложил.

— Я не специально… просто он… он… — Ульяна подняла руку и осознала, что у неё нет ни сил, ни желания оправдываться.

Да и не должна она.

— Я наклонилась, а он меня по заднице… шлёпнул, — выдавила она, потому Егор Макарович явно желал получить хоть какие-то объяснения. — Потом схватил и на себя потянул. На камерах же видно.

Впервые она даже порадовалась, что в торговом зале эти самые камеры поставили.

— И что? — Егор Макарович сдвинул брови ещё ближе, отчего они почти столкнулись.

— И всё… я на… этом… машинально… дёрнулась.

Чистая правда.

Дёрнулась, точнее распрямилась посмотреть, кто там смелый. И откуда ей было знать, что смелым оказался Мелецкий-младший, лично решивший проинспектировать вверенный его заботам торговый центр. И что стоял он слишком близко. И исключительно в силу этой близости затылок Ульяны с переносицей будущего графа соприкоснулся энергично, но без злого умысла.

Ну а переносица…

Да не так сильно там хрустнуло, как этот придурок вопил. Подумаешь… на нём амулетов больше, чем на бродячей собаке блох.

— Ты… — Егор Макарович приподнялся, опираясь на стол всем своим немалым весом. — Ты ударила… кого… ты ударила… хозяина!

Последнее он, как и подобает верному слуге рода, произнёс с должной долей благоговения и даже придыханием.

— А нечего было хватать, — буркнула Ульяна, осознав, что работу снова придётся искать.

Вот…

Две недели.

Почти рекорд, если так-то. И главное, ситуация же идиотская… и будь на месте человек менее дуроватый, посмеялись бы да и разошлись. Но нет, Мелецкий и в универе отличался болезненным самолюбием. И вот думай, случайно ли подошёл или с намерением.

Может, вообще нарочно разыграл.

У него вон со студенческих времен страсть к идиотским розыгрышам.

— В общем так, — Егор Макарович дёрнул себя за галстук, будто этот нервный жест мог вернуть ему утраченное душевное спокойствие. — Ты сейчас звонишь Даниле Антоновичу…

Ульяна даже не сразу сообразила, что это он про Мелецкого.

Данила Антонович. Надо же…

— … и договариваешься о том, каким образом будешь компенсировать ущерб.

Сказал и выдохнул, даже на кресло своё упал.

— Благо, человек он не злобливый, понимающий, а красивой бабе и вовсе многое с рук спустить готов.

— Это вы о чём? — Ульяна почувствовала, как ушам становится тепло. Чтоб тебя… только не сейчас. Спокойно. Дышать надо глубже. Представить что-то хорошее…

Но в голову лезли только складские полки с третьего сектора, которые давно уже свой срок отслужили, и теперь держались чудом или неизвестным науке заклятьем. И то, как оные полки со всем барахлом, валятся на курчавую макушку Мелецкого.

Мысль была до того заманчивою, что…

— Это я о жизни, Улька, — Егор Макарович ослабил узел. — Ты ж девка разумная… упрямая, что коза…

Сам он…

— И вон, гордая… а толку-то? Что тебе с этой гордости? Девки ласкою жизнь строят. Пониманием. Готовностью к компромиссам…

Ага. Постельным.

На них Данька ещё с первого курса намекал, почему-то решив, что Ульяна Тараканова спит и видит, как бы поскорей в его койке оказаться. А что отбивается, так это от избытку стеснительности.

Стыдливость девичья говорит.

— Так что звони…

— Нет.

— Улька!

— Я с этим уродом спать не буду, — Ульяна скрестила руки на груди. — Вам надо, вы и…

— Тараканова!

— Я уже двадцать пять лет Тараканова! — рявкнула Ульяна, чувствуя, что ещё немного и сила окончательно выйдет из-под контроля. И по спине поползла капля пота. Крупная такая. Щекотная. Но эта щекотка хотя бы отвлекала. — И не надо мне тут в уши лить! Уволить хотите? Увольняйте! Да я сама напишу заявление!

— Чтоб всё так просто…

— А если его нос беспокоит, то пусть вызывает полицию, пишет заявление… разбирательство учиним. Камеры посмотрим.

— Ульяна, ну вот что ты… сразу вот… камеры… камеры ж могут и не рабочими оказаться.

— Их же неделю всего, как поставили.

— Вот! И отладить не успели. Оно, конечно, нехорошо и претензию выдвинем… — и пухлыми ручками развёл, понимая, что претензия эта будет к дочерней компании Мелецких.

— Ах так… ну что ж… пусть тогда сочиняет историю, как коварная девица налетела на него в тёмном закоулке и вдарила прямо в нос, — Ульяна упёрла руки в бока. — Он даже моральную компенсацию истребовать может. За оскорбление родовой чести и чего там ещё… только через суд.

Другое дело, что Данька с его болезненным самолюбием в жизни до суда не снизойдёт. Нет, до экономического, вполне себе, а вот прилюдно признать, что ему девица нос сломала?

Да никогда!

Отпускало.

Даже представилось, как Мелецкий со скорбным видом излагает обстоятельства дела… и на душе разом стало легче.

— Оно-то… конечно… это ты верно говоришь, Тараканова… что можно вот так вот… полиция там, суд… но оно кому надо-то? Никому не надо, — Егор Макарович явно знал своё начальство не хуже Ульяны. — Однако дело такое вот… у нас тут инвентаризация грядёт… и как знать, к чему там… ты у нас лицо материально ответственное… а инвентаризация, поверь моему опыту, это всегда недостача… и кому гасить?

Зря она успокаиваться начала.

Определённо.

А даже не в словах дело, а в такой вот… уверенности спокойной, с которой они произносятся, в понимании, что не она первая и не она последняя, и что дурочек таких Егор Макарович повидал великое множество. И управляться с ними научился.

— Так что иди, Тараканова, и подумай над своим поведением, — заключил он спокойно. — Иди, иди… не держу. Можешь считать, что отпускаю.

Вот…

Сволочь.

Сила рванулась, но Ульяна удержала её, как и нецензурные слова, готовые уже слететь с языка. Надо дышать. Вдох и выдох. И дверь закрыть. И… дверь выходит в узкий коридорчик, который тянется вдоль стены. Мимо норы печального кадровика, предпочитавшего на люди не показываться, мимо бухгалтерии, комнаты для персонала, где вместился стол с микроволновкой, шкаф для посуды, холодильник и узенький топчан.

— Ну, чего? — Люська, которая обнаружилась в закутке, вскочила. — Уволил, да?

— Если бы.

В конце концов, Ульяна к увольнениям может даже и привыкла. Это первые несколько раз обидно, а потом как-то оно спокойнее воспринимается.

— Сказал, чтоб прощение выпрашивала.

— Как? — глаза Люськи, огромные и голубизны невероятной, распахнулись.

— Как, как… горизонтально. Или вертикально. Уж не знаю, как он там предпочитает… главное, чтоб интенсивно.

— Вот… скотина! — Люська бросила взгляд на часы.

Ну да, перерывы здесь пятнадцатиминутные, и Егор Макарович очень тщательно следит, чтобы персонал не задерживался.

А лучше вовсе от перерывов воздерживался, служебное рвение проявляя. Но с последним не получалось.

— Ещё какая, — Ульяна дёрнула галстук и ткань затрещала. Денег точно не заплатят. Ещё и за костюм этот, форменный, редкого неудобства, вычтут. — Сказал, что если не постараюсь, долг навесит. По инвентаризации…

— Да? — рот Люськи округлился. — А ты…

— Да пошёл он. Не собираюсь я ни под кого ложиться… достали… нашли мне девочку по вызову.

— На, — Люська сунула кофе. — Я только сделала! Тебе нужней… ты это… не пори горячку. Девчонки говорят, что он ничего так.

— Кто?

— Данила Антонович… с придурью, конечно, но добрый. Позвони. Извинись… просто… это Макарович дурит, а так-то… может, и договоритесь. Ну… нормально.

Пиликнул таймер, поторапливая.

— Ты, главное, позвони… — Люська спешно выскочила за дверь.

— Обойдётся, — буркнула Ульяна, прихлёбывая кофе. Почти остыл. И делала Люська точно для себя, потому как слабый, разбавленный молоком наполовину и сладкий до омерзения. Но сейчас эта сладость пришлась как никогда к месту.

Сила успокаивалась.

Вот так.

Вдох и выдох. И медитацию бы… но не здесь. Домой надо. Чтоб… на двенадцатичасовую маршрутку она точно опоздала. А следующая — в пять. И что делать? Пешком? Или на попутку надеяться? Не с Ульяниной удачей, но и здесь торчать не выход.

Тогда остаётся электричка, а там пешком.

— Чтоб вас всех, — она допила кофе и поморщилась от противной сладости. Кружку ополоснула и вернула в шкаф. Люська точно в Ульяниных бедах не виновата, а кружку эту она любит. — Ничего… как-нибудь…

Ульяна накинула ветровку поверх тонкого жакета, который она бы с удовольствием оставила бы в шкафчике, если бы такие вдруг появились. Но на нескольких тысячах квадратных метров полезного пространства закутка, куда можно было бы всунуть эти самые шкафчики, не нашлось. Туфли отправились в пакет, потому что этот пластик точно прогулки по просёлочной дороге не выдержит. Сумочку на плечо и домой.

Пока ещё чего не приключилось.

Сила, конечно, придремала, но эта её дремотность была обманчивой.

Выходила Ульяна чёрным ходом, и к нему пробиралась закоулками, боясь встретить кого-то слишком любопытного, и только оказавшись на улице, на стоянке, выдохнула с облегчением.

Теперь на остановку.

И…

— Улька! — громкий и слегка гнусавый голос заставил замереть. — Улька Тараканова! Стой!

Чтоб… этот паразит что, караулил⁈

— Стою, — сказала Ульяна, делая глубокий вдох.

Спокойствие. Главное, спокойствие.

А хорош. Нет, Данила Антонович, как и подобает отпрыску семейства благородного, пусть и не обременённого уходящею в дебри веков родословной, вид имел весьма достойный. Приятные черты лица, спортивное телосложение и личный стилист, сгладивший некоторые нюансы внешности.

Оттопыренные уши вот в глаза и не бросались.

Почти.

Странно, что пластику не сделал.

— А я подумал, что ошибся! А это ты! — улыбка Данилы Антоновича была широка и полна безыскусной радости, даже счастья. — Я ж ещё подумал, что какая-то задница это больно знакомая! Вот и не удержался!

Интересно, это можно было считать извинением?

— Я вот тоже… не удержалась, — буркнула Ульяна.