Жители ада

Абрахам Меррит
Жители ада

К северу от нас уходил в зенит луч света. Его источник был скрыт горой. Луч образовывал столб голубого тумана с такими резкими границами, какие были бы у дождя, идущего из тучи с четкими краями. Похоже на луч прожектора в ажурной дымке. Теней он не отбрасывал.

На его фоне четко видны были пять черных вершин, и я понял, что вся гора по форме напоминает руку. Рука, казалось, вытянулась вперед. Такое впечатление, как будто она что-то отталкивает. Сверкающий луч мгновение стоял неподвижно, потом разбился на мириады маленьких блестящих шаров, которые, постепенно опускаясь, брызнули по всем направлениям. Казалось, они что-то ищут.

Лес затих. Все лесные звуки словно затаили дыхание. Я чувствовал, как жмутся к ногам собаки. Они тоже молчали, но каждая мышца их тел была напряжена, шерсть стояла дыбом, а глаза, устремленные на опускающиеся огни, остекленели от ужаса.

Я повернулся к Андерсону. Он тоже, смотрел на север, где снова поднялся луч.

— Это не может быть простым северным сиянием, — сказал я, почти не шевеля губами. Горло у меня пересохло, как будто Лао Цзай насыпал мне в рот свой порошок страха.

— Во всяком случае я такого не видел, — ответил Андерсон так же тихо. — И кто слышал о северном сиянии в это время года?

Он высказал мою собственную мысль.

— Мне почему-то кажется, что там идет охота, — сказал он, — какая-то нечестивая охота… и хорошо, что мы от нее далеко.

— Каждый раз, как поднимается свет, гора будто движется, — сказал я. — Что она отталкивает, Старр? Она заставляет меня думать о замороженной облачной руке, которую Шан Надур установил перед Воротами Призраков, чтобы удержать их в логове, высеченном для них Эблисом.

Он поднял ладонь, прислушиваясь.

С севера, высоко над головой донесся шепот. Не шорох северного сияния, а шепот. Он напоминал призрачный ветер, дувший во времена сотворения мира в листве древних деревьев, укрывавших Лилит. В этом шепоте слышалось требование. Он был нетерпелив. Призывал кого-то туда, где находился источник света. Он жаждал. В нем была неумолимая настойчивость. Он касался сердца тысячью холодных пальцев, наполнял страстным желанием бежать вперед и смешаться со светом. Наверно, так чувствовал себя Одиссей, привязанный к мачте, внимая хрустально сладкому пению сирен.

Шепот становился громче.

— Что с собаками? — воскликнул Андерсон. — Ты только посмотри на них!

Лайки с воем устремились к столбу света. Мы только смотрели, как они исчезают за деревьями. Вой скоро стих, и вновь воцарилась тишина, прерываемая только настойчивым шепотом наверху.

Поляна, на которой мы остановились, выходила как раз на север. Мы ушли, вероятно, на триста миль от первого большого поворота Коскоквима к Юкону. Это абсолютно дикая местность. Мы вышли из Даусона в начале весны в поисках пяти вершин, за которыми, как говорил нам знахарь атабасков, золото выходит из земли густо, как замазка сквозь сжатые пальцы. Никто из индейцев не согласился идти с нами. Земля вокруг горы Руки проклята, сказали они. Мы увидели вершины накануне, они слабо вырисовывались на фоне пульсирующего света. А теперь мы увидели и свет.

Андерсон застыл. Сквозь шепот донесся странный топот и шорох. Как будто к нам подбирается небольшой медведь. Я бросил в костер охапку дров и, когда поднялось пламя, увидел, как что-то ползет сквозь кусты. Двигалось оно на четвереньках, но на медведя не похоже. В голове промелькнуло — словно ребенок, карабкающийся вверх по лестнице. Вдруг передние лапы поднялись. Нелепо и одновременно страшно. Существо приближалось. Мы потянулись к оружию… и опустили руки. Неожиданно мы поняли, что к нам ползет человек. Да, это был человек. Все также на четвереньках он приблизился к костру. Остановился.

— Я в безопасности, — прошептал он голосом, который тут же эхом повторил шепот над головой. — Здесь я в безопасности. Они не могут выбраться за пределы голубого… Не могут схватить вас, если вы сами не придете к ним…

Он повалился на бок. Мы подбежали к нему. Андерсон наклонился.

— Боже милостивый! — воскликнул он. — Фрэнк, ты только посмотри на это!

Он указал на руки. Они были обмотаны лоскутками толстого свитера. Сами руки напоминали обрубки. Пальцы изогнулись и впились в ладони. Плоть на них стерлась до кости. Они похожи были на ноги маленького черного слона! Я быстро осмотрел его целиком. Вокруг пояса толстая полоска из желтого металла. От нее отходит цепь в десяток звеньев, цепь тоже металлическая, но металл белый, блестящий.

— Кто он? Откуда? — спросил Андерсон. — Посмотри, он уснул, но даже во сне пытается ползти, подтягивает руки и ноги. Боже милосердный!

Да, наш гость крепко спал, но его руки и ноги продолжали двигаться. Руки и ноги двигались независимо от неподвижного тела. Это было ужасно! Движения семафора. Если вы когда-нибудь видели, как поднимается и опускается семафор, вы поймете, что я имею в виду.

И вдруг шепот над головой стих. Огненный столб погас и больше не появлялся. Ползущий человек застыл. Темнота начала рассасываться. Рассвет после короткой летней ночи Аляски. Андерсон потер глаза и повернул ко мне свое осунувшееся лицо.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Можно подумать, ты только что тяжело переболел!

— Посмотрел бы на себя… — ответил я. — Что ты обо всем этом думаешь?

— Думаю, мы скоро услышим ответ, — ответил он, указывая на неподвижную фигуру под одеялами, которыми мы ее укрыли. — Что бы это ни было — это гора… Это совсем не северное сияние, Фрэнк. Похоже на отблеск адского пламени, которым нас пугают проповедники.

— Дальше мы сегодня не пойдем, — сказал я. — Я не стал бы его будить, даже если там за вершинами все золото мира или если бы за нами гнались все дьяволы.

Ползущий человек провалился в сон, глубокий, как Стикс. Мы промыли и перевязали ступни, в которые превратились его кисти. Руки и ноги его задеревенели, как костыли. Он даже не пошевелился, пока мы возились с ним. Лежал, как упал: руки слегка приподняты, колени согнуты.

— Почему он полз? — прошептал Андерсон. — Почему не шел ногами, как это делает подавляющее большинство людей?

Я распиливал металлическую полосу вокруг его талии. Золото, но такое не похожее на то, к которому я привык. Чистое золото мягкое. Это тоже мягкое, но в нем есть какая-то собственная вязкая жизнь. Оно липло к напильнику. Я разрезал его, разогнул, снял с тела и отбросил в сторону. Оно было крайне отвратительно!

Человек спал весь день. Спустилась тьма, он продолжал спать. Ночью не было ни столба света, ни рыщущих огней, ми шепота. Местность как бы освободилась от какого-то ужасного очарования. В полдень ползущий человек проснулся. Я подпрыгнул, услышав приятный тягучий голос.

— Долго ли я спал? — спросил он. Он посмотрел на меня, и в его бледно-голубых глазах появилась усмешка.

— Ночь — и почти два дня, — ответил я.

— А этой ночью были огни? — он кивком указал на север.

— И шепот?

— Нет, — сказал я. Откинув голову, он взглянул на небо.

— Значит, они все-таки сдались, — сказал он наконец.

— Кто сдался? — спросил Андерсон.

— Жители пропасти, — спокойно ответил странный гость.

Мы уставились на него, ожидая продолжения.

— Жители пропасти, — повторил он. — Существа, сотворенные дьяволом аж до потопа. Они каким-то образом избежали божьей кары. Опасности они не представляют, если только не ответить на их призыв. Они не могут выйти из голубого тумана. Я был их пленником, — просто добавил он. — Они пытались догнать меня!

Мы с Андерсоном переглянулись.

— Вы ошибаетесь, — сказал человек. — Я не сошел с ума. Дайте мне немного воды. Я скоро умру, но‘хочу, чтобы вы отнесли меня как можно дальше на юг, а потом сожгли труп на костре. Не хочу, чтобы эти адские духи могли утащить мое тело. Вы тоже этого не захотите, когда я расскажу вам о них…

— Он колебался. — Кажется, вы сняли с меня цепь?

— Я ее срезал, — коротко ответил я.

— Слава Богу и за это, — прошептал ползущий.

Он отпил воды с коньяком, которую мы поднесли ему ко рту.

— Рук и ног я не чувствую, — сказал он. — Они уже мертвы. Скоро и все остальное… Ну, они мне хорошо послужили. А теперь я скажу вам, что находится за этой гадкой Рукой. Ад!

Слушайте. Меня зовут Стентон, Синклер Стентон. Йельский выпуск 1900 года. Исследователь. Я вышел из Даусона в прошлом году в поисках горы с пятью вершинами, похожей на руку. Мне сказали, что там много золота. Вы туда же? Я так и думал. Осенью мой спутник тяжело заболел. Я отправил его назад с несколькими индейцами. Немного погодя остальные индейцы от меня убежали. Я понял, что застрял, построил себе убежище, запас пищи и залег на зиму. Весной я двинулся дальше. Всего около двух недель назад я увидел пять вершин. Впрочем, не с этой стороны, а с противоположной. Дайте еще немного коньяка.

Видите ли, я сделал слишком большой крюк, — продолжал он. — Слишком далеко зашел на север. Повернул назад. С этой стороны до самого основания горы Руки только лес. А с другой стороны…

Он немного помолчал.

— С другой стороны тоже лес. Но он не подходит к подножию. Я прошел сквозь него. Передо мной на многие мили протянулось ровное плато. Изношенное и древнее, как пустыня вокруг руин Вавилона. За ним — вершины. Между ними и мною, довольно далеко, что-то похожее на скальную насыпь. И тут я увидел дорогу!

— Дорогу! — недоверчиво воскликнул Андерсон.

— Дорогу, — повторил Стентон. — Прекрасную ровную каменную дорогу. Она вела прямо к горе. Да, это была настоящая дорога, и тоже очень изношенная, как будто за тысячи лет по ней прошли миллионы ног. По обе стороны от нее песок и груды камней. Потом я присмотрелся к этим камням. Они были обтесаны. Форма груд давала возможность предположить, что сотни тысяч лет назад это были дома. Они производили впечатление невероятной древности. Да…

Я приближался к горе. Груды камней лежали все теснее. Какое-то ощущение невероятной опустошенности нависало над ними, я будто чувствовал прикосновение призрака, такого древнего, что это мог быть только призрак призрака.

Теперь я увидел, что принятое мною за каменную насыпь у основания горы на самом деле было еще большим нагромождением руин. А гора Руки оказалась еще дальше. Дорога проходила мимо двух высоких скал, вздымавшихся, как ворота.

Человек смолк.

— Это и правда были ворота, — продолжал он. — Я добрался до них. Прошел между скалами. И тут же упал, вцепившись в землю в абсолютном ужасе. Я находился на широкой каменной платформе. Передо мной начиналась пропасть. Представьте себе Большой Каньон, раз в пять шире настоящего, и с дном бесконечно более глубоким. Как будто смотришь с края расколотого мира в бесконечность, где вращаются планеты. На дальней стороне пропасти видны были пять вершин. Они походили на гигантскую руку, предостерегающе поднятую в небо. По обе стороны от меня простиралась пропасть.

Я мог смотреть вниз примерно на тысячу футов. Дальше видимость закрывал густой туман. Словно голубоватая дымка, собирающаяся над холмами в сумерки. А пропасть — она была ужасна, ужасна, как Раналакская пропасть маори, которая отделяет мертвых от живых, и редкая душа имеет достаточно сил, чтобы преодолеть ее, но на обратный путь сил не хватает никогда.