Это лишь игра

Я дергаюсь между Гавриловым и Ямпольским, пытаясь встать, но тщетно. Затем Гаврилов достает свой дурацкий рыжий парик – он в нем сидел во время соревнования – и надевает на меня. Все тут же начинают громко хохотать. Я хочу его снять, но Ямпольский и Гаврилов крепко держат меня за обе руки. А оттого, что я кручу головой, стараясь его скинуть, он только съезжает мне на глаза, отчего все еще больше заливаются хохотом.

– Снимите его с меня! – требую я в истерике.

– Снимем, снимем, – тянет Ямпольский издевательски. – Только не парик, а все остальное.

И я чувствую, как он дергает второй рукой за пуговицу на кофточке.

– Я закричу!

И тут слышу, как открывается дверь и кто-то входит.

– Петя! – со слезами кричу я. – Петя!

Но никто не отзывается.

– Черный, что молчишь? – говорит Шатохин.

– Пацаны, вы чего? Вы зачем так-то? – это и правда Петькин голос, но такой неуверенный, тихий, просящий.

– Черный тут тебе гамбургер принес, – сообщает Ямпольский. – Давай его сюда, Черный. Кормить будем нашу красотку.

Он сдвигает парик назад. Я с ужасом обвожу комнату взглядом. Нахожу Петьку. Он сидит в стороне – напротив и по диагонали.

– Петя! Скажи им! Петя! – выкрикиваю.

А Петька, мой Петька… он опускает глаза, а затем отворачивается. Я не верю… не могу поверить в происходящее. Это какой-то сюр. Дурной сон. Это не может быть правдой.

– Петя! Скажи им! – передразнивает меня Михайловская.

Все опять хохочут.

А я в немом шоке таращусь на Петьку. Патрушева его спросила что-то тихо про игру.

– Петя! Петька! – иступлено кричу я.

А Петька даже не поворачивает голову. Он что-то бубнит, отвечает Патрушевой и будто не слышит моего крика. И тут мне становится по-настоящему страшно…

В ушах уже грохочет с бешеной скоростью пульс. И дышать мне становится всё труднее.

– Ну что, начнем? – скалится Ямпольский. – Детям до восемнадцати смотреть не рекомендуется…

И вдруг дверь снова распахивается. Я в отчаянной надежде бросаю взгляд – пожалуйста, хоть бы официант! Но это Горр…