Преданные

Глава 1

Юля

— Так чего ты хочешь, Березина?

— Я Крапивина.

— Точно. Крапивина. Любите вы замуж выскочить на шестом курсе. Попробуй заново запомни… Не могла сначала диплом получить, а потом уже фамилию менять, Юль?

Я всегда души не чаяла в методистке кафедры общеправовых наук лучшего в мире юридического факультета Тамаре Николаевне. А сейчас еле держусь, чтобы не раскричаться.

Вдох-выдох, Юль. Вдох. Выдох. Тебе нервничать нельзя.

Прокашливаюсь и по сложившейся уже привычке тяну подол блузки свободного кроя вниз.

Тамара Николаевна проезжается взглядом по моей фигуре.

— Такая переменчивая стала ты, Крапивина… — Качает головой и смотрит на меня задумчиво. Что у нее в голове — не хочу знать. — Сначала подаешь документы на отчисление. Мы тебя всем факультетом уговариваем один жалкий семестр доучиться. Согласилась Юлия Александровна доучиться. Выдохнули. Перекрестились всем коллективом. Декан сходил в церковь свечку поставил… И тут снова здравствуйте. Юлия Александровна пришла просить…

Тамара Николаевна может вот так беззлобно, но очень подробно песочить любимых студентов часами. И будь я менее взволнованной, будь моя жизнь хотя бы чуточку более стабильной — я обязательно дала бы ей возможность выразить таким образом заботу о нерадивой, переменчивой, но неплохой студентке Юлии Березиной-Крапивиной.

Но господи… У меня на это ни сил, ни времени!

Я подхожу ближе к ее столу. Упираюсь руками за старым монитором. Очень невпопад вспоминаю, что такой же стоял на моем рабочем столе в суде. Пытаюсь вырваться из настойчиво затягивающего флешбека. Мне казалось, в последнее время их стало меньше. Теперь понятно — ни черта. Все воспоминания со мной. Я помню его голос. Его запах. Его взгляд. Его прикосновения.

Я не выдержу еще раз всё это пережить.

— Тамара Николаевна, пожалуйста, просто перепишите меня на практику в то место, которое я подала. Мне согласовали Металл-групп. Я договорилась с их юротделом. Принесла письмо вам. Это огромная корпорация, я собираюсь после выпускного устроиться к ним на полный рабочий день. Я хочу проходить практику там, а не в этом плешивом суде!

Пытаюсь говорить максимально спокойно и не выдавать бушующие внутри эмоции, но под конец все же срываюсь.

Когда утром я увидела на почте разосланный список утвержденных мест для прохождения практики, меня как будто изнутри взорвало.

Не знаю, за что мне это. И за что это человечку, живущему в моем животе.

Возможно, за глупость его мамы. Но мама стала мудрей.

Я чувствую, как дочка подает импульсы, напоминающие взмах крылышка маленькой птички, хочу потянуться и погладить. Нельзя.

Угомонись, малыш. Пожалуйста. Сейчас выйдем, я куплю нам сливочный эклер, хорошо? И матчу выпьем. Как ты любишь, а я думала, что ненавижу.

За четыре месяца моей беременности разговоры с дочкой про себя стали обычным ритуалом. Публично взаимодействовать с ней я не могу. Потому что о моей беременности знает всего один человек. Мой муж. Ни разу не ее отец. И мир посвящать в свое грядущее материнство не собираюсь. Есть риск, что так мою тайну узнает он.

— Я очень рада, что ты договорилась, Юленька. Но дело в том, что я внесла в список те данные, которые мне передали из деканата. По тебе передали аппарат хозяйственного суда. Судья Тарнавский. — Тамара Николаевна зачитывает с лежащей перед ней бумажки. Бьет по ней тыльной стороной ладони. Мол, что написано пером…

А я слышу его фамилию и начинает тошнить. Мне не противно, нет. Просто я опять не вывожу.

— Ты же у Славы работала, Юля. — После напора методистка включает уже уговоры. Смотрит, немного нахмурившись. — Что за упрямство, девочка моя? Я не понимаю… Тебя Слава всем хвалил. Говорил, лучшая помощница. Я вообще думала, он тебя в судьи подготовит. Ну ты же умненькая, Юляш. А он какой…

Он какой? Вы правда готовы услышать мою версию?

Я молчу. Меня трясет.

Тамара Николаевна тоже нервничает. Хмурится, откидывается на спинке своего кресла и складывает руки на груди.

Действительно, что за упрямство?

Возможно, проблема в том, что я работала у него не просто помощницей, а его преданной крысой. Что я любила его искренне и всем сердцем. Что думала, он любит так же. Зовет замуж. Хочет жизнь со мной прожить. Детей от меня хочет.

А в итоге… Он отбросил меня, как ненужный груз, и пошел дальше.

Теперь каждый спасается сам. Я спасаюсь, как могу. Я спасаюсь от него.

Уже почти два месяца, как с судьи Тарнавского сняты все обвинения. Перед законом он бел. Чист. Его репутацию отряхнули, она снова вроде как идеальна. Все снова рады знакомству с ним и гордятся возможностью пожать ему руку.

Ему вернули кабинет. Дела. Мантию.

Ему рады в Альма-матер.

Студенты ждут с ним пар.

Он вернул себе всю свою жизнь.

Только я больше не часть его жизни. Мою он сломал. Проиграл за меня.

— Или подожди… Юля, неужели ты из тех, кто верит в чушь, которую о нем распускали?!

Мне кажется, невозможно нанести кафедре большее оскорбление, чем усомниться в чистоплотности всеобщего любимчика. Когда-то лучшего выпускника, а потом преподавателя судейской, мать его, этики Вячеслава Евгеньевича Тарнавского. И у меня, если честно, с губ так и рвется честный ответ на вопрос Тамары Николаевны, но я не могу его озвучить никому.

Поэтому вдох-выдох, Юль.

Вдох, блядь, выдох.

Осознавая свое поражение и абсолютную неуместность любых оправданий, отталкиваюсь от стола. Знаю, что щеки горят. Глаза тоже. Меня качает на бешеных гормональных качелях. Мне страшно до колик в желудке. Но всем всё равно. Вселенная подбрасывает дровишек во вновь разгорающийся костер.

Ну и пофиг.

В моей жизни столько проблем, что эта, на самом деле, одна из самых маленьких.

— Не перепишете? Ну и отлично. Тогда ставьте сразу неуд! Я не буду ходить на практику в суд! И нахрен мне не нужен ваш диплом!!!

Увеличившиеся в размере глаза обожаемой методистки служат мне жестоким наказанием.

Господи, как стыдно-то! Но затормозить уже не могу.

Вылетаю из кабинета и громко хлопаю дверью, игнорируя несущееся в спину:

— Юленька, да подожди! Что за нервы, деточка? Да перепишем мы тебя!

Мне стоило бы взять себя в руки, вернуться. Извиниться. Объясниться по-человечески. И по-человечески же попросить.

Но сейчас я не могу. Меня шатает. Хочу поскорее уехать.

Вчера на телефон с до боли знакомого номера мне прилетело первое за четыре месяца: «Юль, нам надо встретиться».

Поначалу я очень этого ждала. Дико.

Весточки. Знака. Хотя бы чего-то! Потом… Уже не надо. Мне хватило.

Я снова потеряла ощущение придуманной безопасности. Поразительно, но встречи с ним я теперь боюсь куда больше, чем возможной мести его врагов. Они утратили ко мне интерес. А судья Тарнавский, как оказалось, нет.

Спускаюсь с третьего этажа вниз. Выхожу из корпуса и быстрым шагом на парковку.

На улице — конец апреля. Чуть больше года назад моя жизнь пошла по одному месту.

Работу мне предложил мужчина, в которого я была без ума влюблена — судья Тарнавский. Его враги решили, что глупышка-Юля станет отличной крысой. Сначала я пыталась лавировать между двух огней: придумывала о судье чушь, которую передавала его недругам. Защищала его, не находя в себе сил в этом признаться. Потом все перевернулось. Мне казалось, мы взаимно влюбились. Он предложил обыграть злодеев вместе. Я согласилась. Стала его целиком и полностью. Я была его преданной помощницей. Я стала его преданной невестой. Я запретила себе в нем сомневаться и отдалась на голом доверии, чтобы в итоге оказаться замужем за человеком, которого мне назначил он. Не спросил. Не посоветовался. Не объяснил ничего. Назначил быть чужой женой. Молчать. Ждать. Терпеть.

Мне хватило самых сложных в жизни три с половиной месяца, чтобы осознать и смириться: я была преданной до конца, а он всё равно меня предал. Все его обещания — ложь. Все слова — пшик. Я сама вложила в его руки свою жизнь. И он сыграл ею, как ставкой.

Все мои жертвы для него были способ самоутвердиться. И он готов продолжать.

Но такой, как ему нужно, я уже не стану. Приоритеты другие. У меня скоро ребенок будет.

Смотрю под ноги и не могу справиться с перерастающими в сопение рваными выдохами.

Меня как будто изнутри распирает, и дело не в размере плода. Это обида, которую я все эти месяцы душила. Это вопросы, которые не задала и не задам.

Я просто не хочу больше его видеть. И не хочу, чтобы он перевернул мою жизнь еще раз…

Лезу в сумку за ключом от машины, когда плечистая фигура преграждает путь.

Врезаюсь в нее и отскакиваю. В ноздри бьет утрированный запах, который заставляет кровоточить поры.

Господи. Юль, не вдыхай!

Я поднимаю взгляд и кажется, что умираю.

Заживо горю и вместе с этим задыхаюсь.

Тарнавский совсем не изменился. Он все так же высок. Красив. Ухожен. У него все так же стильно уложены волосы и легкомысленно расстегнута верхняя пуговица идеальной белоснежной рубашки.

Я до сих пор люблю его немыслимо. Но теперь еще и искренне ненавижу. Есть, за что.

— Юль, давай поговорим.

Мотаю головой и пытаюсь обойти. Закусываю губы, чтобы с них даже случайно не сорвалось ничего лишнего.

— Давай поговорим, Юля.

Бывший повторяет и пытается ухватить меня за локоть. Но я уворачиваюсь. Делаю шаг в сторону и глазами говорю: «не смей».

— Вы всех студенток преследуете на парковках, ваша честь? Вы же уважаемый судья. Зачем вам скандал? — От неправдоподобного энтузиазма и саму тошнит.

Тарнавский раздраженно поджимает губы: ждал не такой встречи. Я должна была расплыться лужицей и броситься на шею, забыв о предательстве. Но как можно такое забыть?

Мы не виделись четыре гребаных месяца. В последнюю встречу ты поцеловал меня в лоб и передал в руки другому. Сказал, что любишь, и съебал. И похуй было, что со мной. Так зачем я тебе сейчас?

— Я тебя люблю, Юль. Ничего не изменилось. — Сердце разлетается на мелкие осколки, потому что во мне изменилось просто всё.

Я прикрываю глаза и сглатываю. Господи, если ты есть вообще, дай мне сил.

Открыв, вкладываю всю себя в то, чтобы звучать не жалко.

— А я люблю мужа, Вячеслав Евгеньевич. Кстати, спасибо, что познакомили нас. Хотя даже не так: спасибо, что меня ему отдали!

Взмахиваю рукой, демонстрируя усыпанное бриллиантами обручальное кольцо, которое на палец мне надел не мой любимый судья Тарнавский, а чужой человек.

— Ищите. Следующую. Дуру!!!

Чеканю, и каждое следующее слово звучит громче предыдущего. Развернувшись на каблуках, сбегаю от него к машине.

Изумрудная малышка-ауди укутывает меня своим защитным теплом.

Я жму старт и быстро выруливаю.

Руки дрожат. Сердце вдребезги. Еле сдерживаюсь, чтобы не потянуться к животу и не успокоить разбушевавшуюся малышку.

Наша дочь тоже в шоке от знакомства с отцом, который о ней не узнает.