Я тебя не хочу

1

1

…пойду посмотрю на этого Люцифера…

© Амелия Шмидт

– Где бы нам не было суждено оказаться в следующей жизни, я найду тебя, – обещает надтреснутым голосом Доменико.

Вполне возможно, что вызывающие озноб хриплые ноты рвет лишь видавший жизнь телевизор. Бабуля пересматривает этот занудный фильм лет пятнадцать подряд. Мне восемнадцать, и я, увы, не вспомню, являлся ли голос горемыки Доменико таким же царапающим, когда мне было три года. Но даже если бы и помнила, и могла подтвердить образовавшийся с годами дефект, бабуля не отправит плазму на свалку, пока она издает хоть какие-то звуки.

– Это так больно, Доменико… – слезливый голосок Изабеллы я подхватываю немым кривлянием.

Смотрю на себя в зеркало и сокрушаюсь: какая актриса умирает!

– Собственно, почему это умирает, а? – продолжаю в беззвучном режиме, но с крайней степенью эмоциональности. – Я живее всех живых!

Просто неоцененная. Никем. И когда я говорю «никем», ребят – это значит «никем». Во всех сферах.

Но я не жалуюсь. Ни в коем случае.

Нытье – это уж точно не про меня. Ненавижу нытиков.

Стараясь двигаться бесшумно, беру с обувной полки пару потертых кед. Пошатываясь, как пьяный матрос в капитанской рубке, пытаюсь натянуть нерасшнурованный лапоть на стопу.

Мне нужно выскочить из квартиры без ведома бабушки. Но в тот миг, когда Доменико с Изабеллой вяло целуются (вот нельзя, что ли, делать это чуть более живо?), рядом со мной с грохотом рушится мир.

Ну, может, полмира.

Ладно. Его меньшая часть.

Испугавшись, дергаюсь. Теряю равновесие. Со вскриком шлепаюсь задницей на пол.

– Амелия? – окликает меня бабуля. – Ты куда это, девонька, в такую рань собралась?

Миссия уйти из дома незамеченной провалена.

Угрожающе смотрю на мохнатый бронепоезд, которому в столь ответственный момент, понимаете ли, приспичило прыгать по шкафам. Яша отвечает мне взглядом, полным презрения. А потом и вовсе отворачивается жопой и, вильнув своим черным хвостом, деловито уходит в комнату.

И что ты будешь делать с таким отношением?

А ничего.

Бабуля утверждает, что в этом зловонном коте живет душа умершего сто двенадцать лет назад хозяина этой самой квартиры. То бишь – приготовьтесь – моего прапрапрадеда.

О, поверьте, когда твоя бабушка эзотерик в четвертом поколении — это не самое странное, чем можно поделиться!

Итак, гнусный стукач – дед он мне или не дед – Яков подсветил мое бегство, и мне не остается ничего другого, как сунуться в комнату, где по жизни царит таинственный полумрак, следом за ним.

– Доброе утро, Ясмин! – приветствую бодро.

Называть бабулю бабулей вслух язык не повернется.

У нее странный стиль – длиннющие темные дреды, цветастые юбки в пол, рубашки с причудливой отделкой и множество звенящей бижутерии.

Но на бабушку она не похожа никак.

Она миниатюрная. В движениях гибкая, словно настоящая кошка. Лицо молодое. И даже я не берусь судить, что виной тому: удачная генетика или какое-то колдовство. А взгляд? Взгляд горящий! Способный зажигать других.

Однако прямо сейчас бабуля встречает меня с въедливым вниманием, которое трудно выносить.

– Ты куда это, радость моя, в шесть утра собралась? – повторяет с очевидной подозрительностью.

Дело пахнет жареным.

– Если я скажу, что сбегаю с Валентином, чтобы тайно обвенчаться, поверишь?

Бабуля фыркает.

– Нет, конечно. Валентин слизняк, неспособный ступить дальше, чем его мама пошлет. Привоз, на котором ему вверяют купить тюльку – крайняя черта, – нелестно, но точно характеризирует засидевшегося в женихах сорокалетнего соседа. – К тому же я знаю, когда ты выйдешь замуж, – последнее роняет, тасуя потертую колоду Таро.

Я кривлюсь, словно мы о дате смерти говорим.

– Фуэ. Надеюсь, это событие в моей жизни грянет не раньше, чем у Валентина! – произношу как молитву. И тут же натыкаюсь на осуждающий взгляд бабушки. – Ну что? – защищаюсь, как подросток. – Может, я реально в него влюблена, м?

– Амелия Иннокентьевна Шмидт, – произносит с натиском. – Не мели ерунды.

И начинает раскладывать карты по бордовому бархату накинутой на круглый стол скатерти.

Кусая губы, усиленно размышляю, что сказать. Разглядываю все, что находится на столе, словно это должно дать мне подсказку, чтобы выпутаться.

Зажженные свечи и кучка огарков, магические камни, бусы, монеты и стеклянный шар, сладко сопящий Яша… Стоп. Яша?

Когда этот предатель уснуть-то успел?

Раздраженно смахнув пушистый хвост, пристраиваюсь у стола, занимая жесткий, как наша с бабулей жизнь, стул.

– Знаешь, если бы ты брала клиентов, мы бы были миллионерами, – замечаю не в первый раз. – Все эти штуки, – смею ткнуть пальцем в один из ценнейших предметов эзотерика, – жутко модны сейчас.

Ясмин на миг отрывается от расклада, чтобы шлепнуть меня по руке.

– Истинные посвященные свой дар на чьи-то дурные прихоти не разменивают. Не во все можно лезть. Не все силы дозволено тревожить.

Удивлена ли я этому ответу? Нет. Слышала подобное не раз.

Делать талисманы, обереги и еще какие-то значимые амулеты – единственное ремесло, в котором Ясмин реализует свои способности. Продает их с лотка в центре города, где чаще всего гуляют толпами люди. Особенно ее товары любят влюбленные. Однако тех денег, что этот «бизнес» приносит, едва хватает на еду и оплату коммуналки. Именно поэтому мне срочно нужна работа на лето, рекомендацию на которую мне по чистой случайности посчастливилось получить, и которую совершенно точно не одобрит бабуля.

Кроме всего прочего в этом году добавилась дополнительная статья расходов: мне нужно заплатить за общежитие. До академгородка ведь не допилить на выручавшем меня в прошлые годы велосипеде. Туда не добраться даже на трамвае. А такси… Ну это очень дорого. Страшно даже думать.

– Что ты сейчас «смотришь»? – интересуюсь, лишь бы заговорить Ясмин, хотя мне это вряд ли когда-либо удавалось.

– Твою дорогу.

– Какую такую дорогу? Да я просто на пробежку собралась!

Вязаные шорты и трикотажный топ тому подтверждение. Ага.

– Врать мне не надо, Амелия. Бесполезно, – информирует бабуля сухо. И вдруг как завопит на весь, Господь спаси и помилуй, район: – Ах… Люцифер!

– Боже… – хватаюсь за сердце. – Ясмин…

– Подобрался-таки смертный прыщ, – шипит вибрирующим от ненависти голосом.

Постучав длинным острым ногтем по карте, которая выпала в раскладе, прерывается, чтобы трижды перекреститься.

На моем затылке встают дыбом волоски. Мгновение, и всем телом вздрагиваю.

Ясмин тем временем продолжает смотреть расклад.

– Сильный, харизматичный, с мощнейшей энергетикой, – описывает торопливо, с хрустящим шорохом раскидывая по столу карту за картой. Я бы спросила, что плохого в выданной ею характеристике, но тон Ясмин не позволяет и рта открыть. – Глаза черные-черные… Эбонитовые. Смоль. Ты их узнаешь! – прерываясь, смотрит на меня безумным взглядом, которого раньше никогда у нее не замечала.

По моему телу вторая волна дрожи несется.

– Ба… – осмеливаюсь выдохнуть.

Касаясь плеча Ясмин, легонько встряхиваю, будто разбудить надеюсь. Но, увы, это, равно, как и мое обращения, никакого эффекта не производит.

Опустив взгляд, бабуля возвращается к раскладу.

– Слишком самоуверенный, ставит высокие цели… Эгоистичный. Бессердечный. Нарцисс! Много переживаний принес! Много! – акцентирует, одурело тарабаня по одной из карт ногтем.

– Когда успел?

Разводя руками, заставляю себя рассмеяться.

– Ты из-за него погибала, – припечатывает Ясмин, пуская по моему телу третью волну мурашек. – И снова погибнешь, если впустишь в свою жизнь! Ах… – выдыхает с неведомой ей ранее дрожью. А потом вдруг бросает оставшиеся карты на уже открытые, резким движением смешивает все и сгребает в колоду. Не глядя в мою сторону, жестко чеканит: – Никуда не ходи сегодня. Я запрещаю.

Яша, вероятно, поддерживая решение своей одаренной правнучки, важно мяукает.

Меня же эта ситуация необъяснимым образом раззадоривает.

– Нет уж, пойду посмотрю на этого Люцифера, – заявляю со смехом и подрываюсь с места.

– Это рогатый тебя подбивает! – пытается остудить Ясмин.

Но я уже не слушаю.

Выскакивая в прихожую, натягиваю кеды. Хватаю сумку и вылетаю на улицу. Во дворе ныряю под чье-то свежеразвешанное, все еще влажное и ароматное белье, и пускаюсь на бег.

Несусь со всех ног до самой остановки.

Ранее утро. Приятная прохлада. И тишина. Город только-только просыпается. На улицах еще совсем мало людей. Нет толкучки, возмущений и недовольных взглядов. Я бегу, прижимая к груди сумку. Ловлю лицом ветер и смеюсь.

Не знаю, что так испугало бабушку. А у меня предчувствие, заставляющее воспарить от счастья. Кажется, будто вот-вот случится нечто хорошее. То, чего я давно ждала.

Этим я в тот момент, переполненная энергией, и руководствуюсь.

– А-а-а-а-а! Я живу! Живу!

Притихаю, когда приходится заскочить в троллейбус. Тут-то главные старожилы нашего славного города уже в сборе и лишнего шума не потерпят.

Или я ошибаюсь?

Поднявшись через среднюю дверь, продвигаюсь в переднюю часть транспортного средства, как вдруг меня настигает мужской смех.

«Он», – дзынькает в моем мозгу осознание.

Звук его смеха влетает в мое сердце, словно стрела.

И Вселенная сотрясается, словно все мы угодили в зону сильнейшей турбулентности.

В попытке сохранить равновесие, вцепляюсь рукой в нижний поручень. До верхнего попросту не дотянусь. Замираю, пригвожденная к месту не только своими ощущениями, но и чьим-то столь же острым, как та самая стрела, взглядом.

«Глаза черные-черные… Эбонитовые. Смоль. Ты их узнаешь!»

Вдох. Выдох. Задушенно.

Тяжело опадает грудь.

Волоски по всему телу поднимаются. Кожа покрывается крупными, словно сыпь крапивницы, мурашками. Сумасшедший озноб. Я будто резко на Северном полюсе очутилась. Организм старается справиться – через мгновение усердной работы меня бросает в жар. Да с таким градусом, что на висках мгновенно проступают капельки пота.

Это какое-то безумие!

Вдох. Выдох.

Наклоняю голову. Убедившись в целостности своей груди, отстраненно замечаю, что соски, после сотрясшей тело дрожи, решили заявить о себе социуму.

– Черт… – шепчу едва слышно.

И быстро возвращаю на место съехавшую с плеча сумку, которой обычно оборону от всего мира держу.

Шаг, второй…

– Эй, Фиалка.

Он не окрикивает. Это обращение глухое и даже вкрадчивое. Вероятно, парень владеет какими-то техниками. Иначе как объяснить то, что его голос звучит так, словно прошел аппаратную обработку. Тягучий, густой, наполненный, хрипловатый и едва заметно вибрирующий. Но клинит меня не из-за уникальности этого тембра. А из-за стойкого ощущения, будто я с этим человеком жизнь провела.

Фиалка?.. Фиалка…

Током по темечку шарахает. Бьет как молния, которая проносится через весь мой организм. Расходятся по клеткам горячие импульсы.

– Ты, придурок, че завис? Воды передай. Выдул все? Нормальный вообще?! Бегемот, твою мать. Или ты намывал свои кроссовочки, пока мы транспорт ждали? – тарабанит кто-то из той же компании.