Не время паниковать

Но по-настоящему я любила Кэролайн Кин. Книжки про Нэнси Дрю. Еще я любила «Сестер Дана»[4]. Возможно, к шестнадцати годам я из них уже выросла, однако по-прежнему вновь и вновь перечитывала. Впрочем, мне не хотелось углубляться в это с Зеки. Если бы выяснилось, что он никогда не читал «Участницу свадьбы»[5], я бы, чего доброго, заплакала. Мне бы стало очень грустно.

— Еще Филип Дик мне нравится, — сказал Зеки, а я понятия не имела, кто это такой. Наш разговор вел в никуда.

— Пишу вот книгу, — сказала я. (Я об этом никому не рассказывала. Даже маме, хотя она пришла бы в восторг, узнав об этом.) — Это типа Нэнси Дрю, знаешь? Только у меня она отрицательная героиня. Потому что сама совершает преступления. Ее папаша — начальник полиции, но она постоянно его обставляет. А ее сестра — девушка-сыщица, но довольно посредственная.

— Это для детей? — спросил Зеки смущенно.

— Если честно, даже не знаю, — призналась я. — Пока думаю.

— Ну… круто, — сказал Зеки, и я ему поверила. — А я хочу быть художником, — сообщил он, и это прозвучало так, будто мы признаемся друг другу в своем инопланетном происхождении. Мы тогда не понимали, насколько это нормально — быть юным и верить, что твое предназначение — творить красоту.

— А в каком жанре? — спросила я.

— Комиксы, — ответил Зеки. — Рисунки. Странные штуки на самом деле. — Глаза его загорелись. Он выглядел очень счастливым. — Ну и реальное искусство тоже. Всякие там крупные, сложные произведения. Хочу сделать что-то, что увидели бы все на свете. И запомнили. И не сумели бы понять его замысел до конца.

— Я знаю, что ты имеешь в виду.

И я действительно это знала.

— Вот этим мы и должны заниматься этим летом, — сказал Зеки, и будто лампочка зажглась над его головой. И в душевном порыве он прищелкнул пальцами.

— Чем именно?

— Всяким искусством.

— Я не против, — произнесла я нервно, — но пока что работаю над романом. Он еще не закончен. На самом деле это всего лишь черновик.

— Хорошо, хорошо, — ответил Зеки. — Мы это обдумаем. Хотя было бы прикольно сделать что-нибудь вместе.

— Потратить все лето на создание произведений искусства? — спросила я в недоумении.

— Ну да, все лето. А чем ты еще собиралась заниматься?

— Ладно, — кивнула я. — Но что, если твой отец исправится и ты через несколько недель уедешь отсюда восвояси?

Он на несколько секунд задумался.

— Не думаю, что это случится, — сказал он, и мы оба засмеялись.

На том и порешили. Так мы проведем наше лето. Если что-то случится со мной, оно случится и с ним. Перспектива следующих нескольких месяцев стала вырисовываться, превращая мерцание в пламя. Мы что-нибудь создадим.

Итак, мы стали друзьями. И возможно, к августу станем лучшими друзьями. У меня уже давно не было лучших друзей. Зеки по-прежнему улыбался, неотрывно глядя на меня, как будто ждал от меня каких-то слов, какого-то важного поступка. Я чувствовала, что если прямо сейчас сделаю что-то не так, оплошаю, то и дальше все пойдет не так. Однако, неотрывно глядя на него, я как будто застыла. Наконец Зеки спросил:

— Так мы пообедаем?

Я глубоко вздохнула.

— Да, конечно. Давай, что ли, сходим в «Харди». У меня там брат работает. Даст нам бесплатной жареной картошки.

После того как я обшарила всю свою комнату в поисках денег, мы вышли во двор, к моей припаркованной возле дома паршивенькой «хонде-сивик». Я пыталась вспомнить, что за кассета осталась в магнитоле, было ли на ней что-то крутое. Хотя, возможно, Зеки все равно. В данный же момент, когда солнце стояло высоко-высоко в небе, мы шли рядом. Заняться искусством мы еще успеем. Впереди, думала я, у нас куча времени.