Парижские каникулы

Глава 10

Вы знаете, после Львова, архитектура любого европейского города «вау”- эффекта уже не вызывает, как впрочем и многое другое тоже. Все кажется естественным и привычным — необыкновенная красота улиц, вкусная еда, красавицы в роскошных нарядах… Но есть нечто, чем принципиально отличается Париж — там нет старух. Там нет этих несчастных, больных, старых, никому не нужных женщин, которые бесят всех — от пассажиров маршруток до собственных внуков, а оттого эти старые женщины и ненавидят всех — от пассажиров маршруток до собственных внуков… Они очень отличаются от других людей — фигурой, одеждой, а особенно выражением лица. А особенно сейчас.

У меня лично данная категория граждан вызывает шок и трепет, панику от понимания того, что вот еще немного — и я превращусь в них. Лучше умереть. Лучше умереть, гораздо лучше умереть, только не как они…

А в Париже таких женщин нет. И не потому, что всех лиц женского пола, достигших шестидесяти лет отправляют на нараяму за сто первым километром. И не потому, что там поголовно все богатые в кристиане диоре и на роллс-ройсах разъезжают — в метро полно очень скромно одетых пожилых дам и у некоторых даже нет зубов! — но выражение лица у этих дам совсем другое. Нет вот этой страшной обреченности, невеселости, драмы невостребованности — даже если дети не поскупились на дорогие вставные зубы.

В постсоветском понимании, такая женщина — уже не человек. Родить не может, купить не может, работать не может… Только место в маршрутке занимает, а если еще и льготный проезд, то и тут толку от нее нет.

Во Париже, как впрочем и в любом другом месте, где «права человека» не повод для насмешки и обзывания «повесточкой», выражения лиц у женщин совсем другие. Они — женщины, не смотря на возраст, наличие денег или зубов. Их женственность не прекращается менопаузой, их выражения лиц сохраняют открытость миру и доверие к нему.

Некоторые пожилые женщины — очень интересные. Макияж, наряды, всякие там платочки и бантики почему-то кажутся уместным, а не вот этим вот «дура молодится».

Пожилые дамы — да, да, именно так! — терпеливо выслушивают, что я там блею по-французски и приветливо отвечают. Еще более пожилые дамы называют меня «филетт», это типа «детка» — они признают свой возраст, не молодятся, но их возраст делает их круче любой молодой и привлекательной — они старше и мудрее.

И я как-то постепенно избавлялась от этого своего навязчивого страха старости — я поняла, что можно вот так, быть привлекательной, кокетливой, но не выглядеть по-клоунски или смешно.

Это очень полезный для меня опыт, очень.

Как и еще очередное доказательство того, что каждый, вне зависимости от возраста, пола, ориентации и прочих личностных характеристик — человек. И латинское слово «гуманизм» про это. И все-таки я надеюсь, что не смотря на попытки обесценить, нивелировать, перекрутить и оболгать, гуманизм выживет. А вот люди наверное не все.

А уж средний возраст вообще считается молодым, ограничений нет. Вот там на своем бульваре Клиши ходила я в бар… Ну, я же говорила, что у меня есть ночная жизнь!

Типичный такой бар, как из кино — освещение слабое, немного накурено, стойка, столики, небольшой танцпол, но у нас подобное заведение вызывает в моей голове устойчивое словосочетание «злачное место», а тот парижский бар «место отдыха». Ну ведь прикольно пойти вечером выпить и поплясать, разве не активный отдых?

И большинство посетителей моего возраста, туристов приблизительно треть. Нормально знакомиться с незнакомцами — достаточно сказать «привет» и улыбнуться, это не значит, что ты пристаешь, это значит, что тебе скучно и хочется общаться. Вот к предложению угостить меня выпивкой я относилась более осторожно — по-моим понятиям это уже какое-то обязательство, а во вторых любая одинокая туристка знает, что ей подсыпят чего в бокал и ищи потом, свищи свой кошелек и паспорт, а некоторые и в канаве могут проснуться…

Но мне алкоголь не нужен, чтобы расплясаться во всю, я и так могу. Одно мешало — мой маленький рюкзачок. С ним плясать вообще по идиотски выглядит, да и не очень удобно, а отложить его в сторону и не видеть — я вообще не могу. Не могу не контролировать своих вещей. Там и нет ценных вещей — кошелек и паспорт на мне, рюкзачок сам по себе ценная вещь — и не могу не видеть, где он лежит. У меня нервы!

Нет, я не могу поддерживать светскую беседу с вон той дамой, если не держу свои вещи рядом. Нет, не могу подмигивать вон тому интересному мужчине, если не слежу за своими вещами…

Короче, есть что порассказать моему тераписту — control issues, дружище, control issues.

…Но вот когда я пришла без рюкзака, то было вообще весело. Чувствовать себя молодой, праздной и богатой женщиной — хотя вся ночная жизнь обошлась мне в семь евро за коктейль (коктейль состоял в основном из льда и мяты, поэтому буянить, оправдываясь коктейлем, было неуместно).

И вот именно этого не хватало мне дома — энергии молодости, беззаботности юности, не в моем характере быть солидной дамой, а кем еще быть — не знаю, нет подходящей для меня социальной роли, разве что городская сумасшедшая подойдет.

— Что там ночная жизнь? — спросили меня дети с некоторым скепсисом.

— Отлично! — ответила скромно и сдержанно.

Дети! Да у меня такая ночная жизнь, которую занудные и трусливые миллениалы даже представить не могут! И еще чего-то гундят.