Повести, рассказы

— Неужели вы никогда не встречали людей, проживших жизнь одной весной, без этих тайных весен? — тихо, почти шепотом, спросила Лина.

— А если и встретил? Есть, конечно, и такие. Были же времена, когда жених и невеста до венчанья друг друга не видели и все же редко расходились, значительно реже, чем сейчас, хотя теперь не идут в загс, так сказать, с закрытыми глазами. Молодые сами находят друг друга, и у них достаточно времени, чтобы приглядеться друг к другу и подумать. Но и в прошлом, я глубоко убежден, у каждого были свои скрытые весны. Человек уж так создан: он не может обойтись без этого, он должен влюбляться. Знаете, что я вам скажу? Меня не очень удивляет, когда читаю, что в прошлые времена чаще всего женили, а не женились, что не каждый мог выбрать себе пару по сердцу. Разве дети сами выбирают себе родителей? А ведь они любят своих отцов и матерей. И еще как любят. О чем вы снова задумались?

— Просто так. — Подняв голову к небу, Лина внезапно спросила: — Вам никогда не приходило на ум, что луна уже не такая, как раньше, что с тех пор, как на ней побывал человек, мы многое от этого потеряли? Луна всю жизнь честно служила влюбленным, они никогда от нее не прятались. А сейчас... Вам не кажется, будто все время кто-то оттуда смотрит на нас, что луна окутана пылью, которую луноходы подняли там, и что лунная дорожка в море из той же светло-серой пыли?

— Адвокаты не романтики.

— Простите, я забыла, что вы верите только в скрытые весны и что никто в этом не виноват, так уж устроен человек.

— Но у каждого человека, — ответил Рафаил, — есть и особая весна, и только эта весна для него единственная, настоящая, на всю жизнь.

— Какая?

— Та, которую человек сам придумывает или, как сказано у поэтов, создает в своем воображении. В действительности же такой любви нет и быть не может. Как только она становится реальной, зримой, она исчезает. Это хорошо знает тот, кто дал себя пленить первой любовью, последовал за ней и тем самым через год или два превратил ее в обыкновенную повседневность, и не знает этого тот, кто оставил первую любовь для себя лишь как воспоминание, как неприкосновенную святыню, как мечту, сопутствующую ему всю жизнь. Думаю, что вы так же, как и я, дорого заплатили за то, что не оставили себе первую любовь как мечту. Теперь вам придется, как и мне, снова ее создать, снова создать для себя в мечте любовь, чтобы она была единственной, настоящей, постоянной.

У ворот санатория, перед тем как проститься, Рафаил напомнил Лине, что в будущий вторник — рошешоно, еврейский Новый год.

— В этот праздник пекут треугольные булочки с маком? — спросила Лина.

— Вы запомнили, я вижу, еврейские праздники по кушаньям? Что ж, другие и этого не помнят. Но вы немного перепутали. Треугольные булочки с маком пекут в праздник пурим, весной, и называются они «гоменташн». Это другой праздник. В рошешоно едят виноград и арбузы. Я знаю о еврейских праздниках, наверно, ненамного больше, чем вы. Но то, что Новый год справляют ранней осенью, это я знаю. Здесь, на курортах, как-то заведено встречать еврейский Новый год в ресторане. Не забудете? Во вторник, вечером. Но до вторника, надеюсь, мы еще увидимся. Будут еще три пары. А с фокусником, если он к тому времени не уедет, — четыре. Не удивляйтесь, если каждый будет платить за себя.

Лина долго ворочалась, не могла уснуть. Кто он и что он, этот Рафаил? После нынешней встречи он стал для нее более загадочным.