Укротить дьявола

* * *

Ноги подкашиваются. Сердце рухнуло в пятки. И все раны, которые я зашивала целых полгода, раскрылись и сочатся кровью. Я инстинктивно прислоняюсь к стене, хочу врасти в нее, точно сорняк, лишь бы парень – этот демон прошлого – не увидел меня! Я боюсь смотреть на него, господи, боюсь!

Это он.

Он.

Видение, однажды промелькнувшее передо мной и оставившее после себя лишь мрак. Тот, благодаря кому солнце вышло из-за горизонта, а потом утонуло вместе со звездами. Образ того, кого я мечтала увидеть вновь, убедиться, что он настоящий, вспомнить, действительно ли этот образ был до того совершенен, что, исчезнув, разрушил весь мой мир…

Кровь бросается мне в голову. В ушах поднимается звон. Я перестаю видеть и слышать.

Передо мной лишь он.

Он.

Лео…

– Эми, – Виктор берет меня за руку, – совсем плохо? Я не хотел, чтобы…

– Я…

– Уйдем? – с искренней заботой переживает он. – Давай уйдем.

– Что за женщина с ним? – шепчу, теряя голос от шока. – Она пациентка?

– Его мать, – отвечает Шестирко, выдыхая. Радуется, что я очнулась. Он снимает шляпу и нервно поправляет свои взлохмаченные русые волосы. – Элла Чацкая. Она проживает в клинике уже давно. Лео навещает ее каждую неделю.

Я кидаю в Виктора чей-то огрызок груши, а потом кричу:

– Сволочь! Представляешь, что я сначала подумала? Что он пациент!

– Ты же знала, что его мать свихнулась после самоубийства дочери.

– Да, но я никогда не размышляла о том, где она и навещает ли ее Лео, я…

– Конечно, навещает. Он же ее сын.

– Замолчи! – умоляю, закрывая лицо и сползая по стене, будто сломанная кукла. – Пожалуйста, помолчи.

– Эми, я устрою тебе встречу с ним, – тихо говорит Виктор. – Вам обоим это нужно.

– Нет…

Мое сердце бьется как сумасшедшее. Ладони дрожат. Я вся дрожу! Боже, что со мной происходит, почему я ужасно нервничаю?!

«Помни, что я люблю тебя. Умоляю, помни, что бы ни случилось, – эхом звучит в голове. – Обещай мне, Эми».

Лео произнес эти слова, когда я последний раз видела его. Слова, сказанные им до исчезновения. Гад бросил меня! Он только и делает, что пропадает, оставляя меня одну, а я сижу на полу больницы и схожу с ума, боясь даже подойти к нему.

Хватит!

– Я договорился с главным врачом, – настаивает Виктор и садится передо мной на корточки, я чувствую аромат его духов. Грейпфрут и мох. – Лео позовут в соседнюю палату. Там и поговорите, хорошо?

Желтые глаза Шестирко блестят в тусклом свете, он берет меня за руку и помогает подняться. Ноги трясутся, как при землетрясении, – это пол проваливается до преисподней, и я уже предвкушаю новые круги ада, начиная падение в бездну по имени Лео.

Это он…

Я аккуратно выглядываю в окно из-за угла.

Лео сидит на колене перед кроватью, гладит ладонь матери. Элла смотрит на сына пустым взглядом и совсем не шевелится. Восковая фигура. Я слежу за ней минут десять. Все это время она неподвижна, настолько неподвижна, что ее можно принять за предмет интерьера. Длинные каштановые волосы спутаны и закрывают часть лица. Кожа цвета слоновой кости. У глаз темные круги. Лео что-то рассказывает матери, не отпуская ее руку, и в моей памяти всплывает картина из прошлого, запахи лекарств и смерти, когда я сама сидела над бабушкой, не зная, доживет ли она до завтра.

– Что именно с его матерью?

– Шизофрения, – пожимает плечами Виктор. – Я читал выписку из медицинских документов. Там говорится, что большую часть времени Элла находится в оцепенении, отказываясь от еды и общения, а на ее лице сохраняется застывшая мимика скорби.

– Ты ведь тоже шизофреник, – напоминаю я.

– У меня не запущенный случай. Элла потеряла связь с внешним миром, бродит где-то внутри своего сознания.

– Он смотрит на нее с такой надеждой…

Лео поднимается на ноги, целует мать в лоб и собирается уходить. Я рассматриваю его – безбожно красивого демона, в радужках которого шепчет таинственный лес. Я хорошо помню этот взгляд. И запах. Древесно-шоколадный… с нотами кофе, ведь Лео пьет его миллион раз за день.

Проклятие!

Отворачиваюсь от окна и шепчу:

– Не хочу его видеть.

– Врешь.

– Он бросил меня! – кричу я. – Просто взял и исчез, оставив дурацкое письмо. Он гребаный мерзавец!

– Так и скажешь ему, – ухмыляется Виктор. – Я не говорю тебе кидаться Лео в объятия, а хочу, чтобы вы пообщались. Да хоть поругались! Можешь плюнуть в него, если разговаривать не хочешь. Тебе станет легче. Идем.

Шестирко тянет меня следом за запястье.

– Единственное, что я мечтаю сделать – застрелить его, – рычу и хватаюсь за кобуру на поясе Виктора.

Он смеется, пряча оружие под пальто.

Насколько я знаю, пистолет Виктор держит наготове: можно вынуть, нажать на курок и украсить кого-нибудь дыркой во лбу. А вот мой карманный пистолет лежит дома разряженным. Его мне тоже подарил Виктор. Для самообороны. Меня уже пытались убить родственники Лео. Я вынуждена защищаться.

Что может быть прекраснее, чем встречаться с парнем из мафиозной семьи? В любой момент тебя могут пристрелить. Потрясающе!

Мы останавливаемся перед палатой в другом корпусе. Над дверью тикают часы. Я нарочно вслушиваюсь, чтобы остановить бешеный водоворот мыслей в голове, которые верещат, что Лео не заслуживает видеть меня. Возможно, он заботился обо мне, когда ушел, – боялся навредить, испортить мою жизнь, но Лео не имел права решать подобные вещи сам.

Тик… так… тик… так…

Мечтаю разбить часы и остановить время. Оно чересчур жестоко ко мне. Или это я такая эгоистка? Не умею им пользоваться и жду поблажек. Но мне нужно еще подумать… я не готова… видеть Лео: слишком больно!

Дрожащими пальцами обхватываю ручку двери.

– Постучишь, когда закончите, что бы вы там ни делали, – усмехается Виктор.

– В смысле? Ты запрешь дверь?

– Еще как запру, – обещает он, подмигивая бровями. – И повешу цепь. Все будет проделано на высшем уровне, солнышко.

– С тебя станется такое устроить, – вздыхаю я и захожу в палату.