Загадка тауматургии

— Нравится? — заметил взгляд парня мужчина. — Пара часов ушла на эту морду. Зато как глядит! Прям в душу.

— ... О ней вы тоже прочитали в книгах?

— Ага. Одна из богов. Двуликая Матерь. Ее нету в... действе. Не хочу звать это ритуалом, сам понимаешь.

Сэмюэль медленно кивнул.

Он не знал этого имени. Среди Пятерни не было никого похожего на нее. И парень впервые видел бога напоминающего человека.

По коже пробежали мурашки.

— Но тогда зачем?

— Не знаю, — пожал плечами Дерек. — Верю, что так лучше. А почему... не знаю. Просто верю.

Мужчина обыденно налил в тарелку вина до отметины и отставил бутылку.

— Встаёшь на колени на пять секунд, — указал он на пол, — Затем поднимаешься и ровно столько же неподвижно стоишь.

— Я не уверен...

— Не трусь, Сэмми! — хлопнул по правому плечу мужчина. — Все будет хорошо.

Сэмюэль молча кивнул.

Они встали плечом к плечу перед алтарем. Дерек опустился на колени, и парень повторил.

«Раз... два... три, — считал он, — ... четыре... пять».

Оба поднялись почти одновременно. Отсчет пошел с начала. Когда Сэмюэль дошел до тройки, тело пробрала дрожь. По коже забегали мурашки. Глубоко внутри. По коже «под настоящей кожей».

В ужасе парень отскочил ровно на пятой секунде, и внутренний патефон заиграл давно знакомую мелодию. Сэмюэля накрыла волна благоговения, а следом на разум обрушилась досада. Зудящее чувство незавершенности.

«Как с портретом! — мысленно воскликнул он. — Один в один!»

— Ну как? — следом отошел Дерек. — Ободряет же, скажи? Вжух, и нет больше никаких тревог.

Сэмюэль приподнял бровь.

«Он ощутил что-то иное?» — подумал парень, а затем помотал головой.

— Да, — соврал он. Сегодняшний день истощил Сэмюэля. Сейчас парень желал только лечь в кровать и уснуть.

Он покачнулся.

— Ты как, Сэмми? — схватил Сэмюэля за плечи Дерек.

— Хорошо, — снова соврал он. — Только устал чуть-чуть.

— Точно! — хлопнул себя по лбу мужчина. — Извини за это все... Можешь занять комнату Адама.

— Спасибо, — побрел парень к выходу в коридор. — ... Спасибо, мистер Нейви.

— Спокойный грез, Сэмми. — на прощание сказал Дерек.

Спальня Адама располагалась дальше по цветастому коридору. Когда парень щелкнул переключателем лампы, на столе блеснули десятки огоньков. Армия медных солдатиков. Весь стол был их полем боя. Сцена выглядела фальшиво из-за отсутствия препятствий, только обширные просторы, где все видят всех. Солдатики были чистыми.

Чуть сбоку от стола возвышалась позолоченная труба граммофона. Он стоял на табуретке. Такой же чистый, как и вся комната.

«Слишком чисто для комнаты умершего», — подумал парень, озираясь.

Это сбивало с толку. Кухня, где Дерек завтракал каждый день, выглядела давно покинутой. В тоже время комната Адама лучилась жизнью, словно покойный еще жил здесь.

«Не важно», — заключил Сэмюэль. Он слишком устал, чтобы думать.

Парень бросил верхнюю одежду и портфель на стул у изголовья кровати. Стоило голове упасть на жесткую подушку, Сэмюэль уснул.

▪ ▪ ▪

Он стоял перед плитой в родной квартире и ждал. Высматривал в желтом смоге верхушки прямоугольных силуэтов. Они не менялись, сколько бы лет не прошло. Но от чего-то парень продолжал наблюдать за ульями каждое утро, как это делал отец.

Он тяжело вздохнул. Сэмюэль поглядел на ржавую кастрюлю, чтобы проверить, не готова ли гречка. Вода под крышкой пузырилась, а плавающая в кипятке крупа наполняла кухню терпким ореховым запахом. Еще не готова.

«Улли скоро проснется, — подумал он. — Думаю, успею».

От скуки парень принялся посвистывать когда-то услышанную мелодию и пританцовывать в такт. Но, стоило половице под ногами жалобно проскрипеть, он замер. Вытянулся по струнке смирно. Прислушался.

«Разбудил?» — развернулся он к коридору.

За стеной обыденно ссорились мистер и миссис Ленски, а сверху доносились глухие шаги. Вдруг в проходе из теней вынырнула невысокая фигура. Девушка в льняной пижаме. Надин Берислави.

— Чую запах гречи, — завороженно протянула она.

Длинные каштановые волосы, белоснежная кожа. Но больше всего Сэмюэль любил в жене большие голубые глаза. Глаза, которые скрывались под толстым слоем кожи вместе со ртом и носом.

У Надин не было ни щек, ни лба. Лишь сплошной шматок бледной кожи вместо лица, словно кто-то вырезал часть живота и натянул на голову.

— Не забудь добавить соли, — улыбнулась она невидимым ртом. — Пойду пока разбужу Улли.

Девушка скрылась в тенях коридора. Сэмюэль не слышал шагов, но что-то внутри подсказывало, что через пару минут Надин придет вместе с их сыном.

Парень потянулся к полке со специями. Висящая над плитой деревяшка ломилась от плотного ряда стеклянных баночек. Соль, перец, сахар, листы ясеника и многие другие. Тут были всевозможные приправы.

Правый бок Сэмюэля кольнула острая боль.

— ... Опять, — простонав, он потянулся правой рукой. Но она застыла.

На пальцах сквозь кожу прорезались серые бугры. Они росли, росли, как пузыри в кипящей воде.

Парень завопил, окаменевшие ногти пронзили кожу. Крышку кастрюли окропили алые пятна. Взгляд приковала спасительная баночка с надписью «Камендин» на полке со специями. Сэмюэль протянул левую руку... Думал, что протянул. Она безмолвно спадала вдоль тела камнем.

— Надин! — истошно закричал парень. — Улли! Кто-нибудь! Спасите ме...

Изо рта вырвалась струя крови вперемешку со слюной. Горло горело от боли.

Он не мог двигаться, не мог говорить. Каждый вдох резал легкие и глотку. Сэмюэль мог только наблюдать, как болезнь пожирала тело. Кусочек за кусочком, кусочек за кусочком, кусочек за...

Вдруг все звуки пропали, и на глаза наползла темная пелена.

Парень в ужасе распахнул веки и рывком вскочил с мокрой от пота кровати.

— ... Сон, — голос прерывался тяжелыми вздохами. — Это... был... лишь... сон.

Он оглядел комнату. С улицы на Сэмюэля смотрела пара горящих в ночной тьме глаз. Их свет высекал из черноты вокруг клубы желтого смога.

— Ночь? Или раннее утро?

Успокоившись, парень сел на сухую половину пастели.

— Я жил в той же квартире... Был на его месте...

Сэмюэль любил отца, но от одной мысль о повторении той же судьбы бросало в дрожь. Он обнял себя.

— Не хочу, — прошептал парень. — Не хочу...

Слова утонули во тьме спальни. Какое-то время Сэмюэль молча смотрел в пустоту, пока глаза привыкали к мраку.

— ... Не хочу, — снова пробубнил он.

Мать и отец умерли от одной болезни, во сне парень погиб точно также.

Сэмюэль оглядел накрытую шторой тьмы спальню Адама. Они были ровесниками, но после седьмого дня рождения хворь Нетлеющих глаз забрала сына Дерек. Унесла невинное дитя.

Жители Пейлтауна жили от чумы к чуме, поэтому смерти были обыденностью. Обыденностью для сторонних, но не для близких.

— Что бы я ни делал, — полушепотом произнес Сэмюэль. — Чего бы ни достиг... Умереть я могу в любую секунду...

Смерть висящим на тонком волоске мечом следовала за людьми с рождения. Неустанно, даже во время сна. Готовая сорваться в любой миг.

От этой мысли парень почувствовал холод. Не тот, что бегал по спине от взгляда на портрет императора. И не тот, что он ощутил после ритуала. Этот холод был другого рода. Словно глубоко внутри разверзлась бескрайняя снежная пустыня.

В голове стремительно завертелись шестеренки. Сэмюэлю нужен был выход. Решение, что успокоит бешено стучащее сердце.

— Мне нужно изменится, — пробурчал парень. — Изменить свою жизнь.

На ум пришла военная служба. Самый известный путь в дворянство. Несколько лет в академии, участие в войнах и получение баронии за выдающиеся заслуги. Но была одна проблема.

Сэмюэль усмехнулся от мысли о военной службе. Война — прямой путь в могилу. Парень не обладал ни обостренными чувствами, ни закаленным телом. Он был обычным рабочим на заводе, поэтому задумку Сэмюэль отмел почти сразу.

Второй мыслью было купечество. Парень представил себя в роли странствующего торговца. Частые поездки по империи на поезде, встречи с влиятельными людьми, заключение сделок. Или он мог открыть магазин, как Луи и другие торговцы на улице Тирова.

Сэмюэль помотал головой. Для подобного нужны были подвешенный язык и начальный капитал. Копить парень не умел и складно болтать тоже.

Взгляд упал на лежащий на стуле портфель. Во тьме он выглядел, как прямоугольный осколок мрака.

— Слишком опасно, — прошептал он. — Извилисто и смертельно. Может, даже хуже смерти...

В памяти всплыл образ покрытого гнойными нарывами мужчины. Он продолжал жить и мыслить после взрыва половины головы.

Волосы на затылке встали дыбом, когда Сэмюэль представил себя на его месте.

— Тауматургия может все.

Император и герцоги творили чудеса почти каждый день, так писали в газетах. Для «благословленных» не было никаких преград. Парню они виделись всемогущими вестниками богов. Счастливчиками с серебряной ложкой во рту.

Он невольно сжал зубы. Схватил портфель, вытащил дневник и открыл на первой странице.

«12 джума 786 года...» — дата первой записи.

— Сегодня — восьмое нима, — пробубнил Сэмюэль. — Почти месяц.

Рентин погиб не сразу. Мужчина практиковал тауматургию и не привлекал к себе внимания охотников за мистикой.

— Ничего же не случится, если я попробую?