Огонёшка

23 февраля

Ах, Талка-Талка, что же ты наделала! Сама теперь плачешь и локти кусаешь, а что толку? Лезет везде со своим длинным языком. А как всё было хорошо, как всё было прекрасно! Мы несли наш пирог по очереди, потому что он был очень горячий и руки жгло, хотя я и завернула его в своё детское байковое одеяло и ещё в четыре газеты. И в классе все так волновались! А мальчишки были довольны и сказали, что резать надо так, чтобы и нам тоже по кусочку досталось.

— От нас на память! — сказал Мишка Букин. И я взяла ножик, чтоб резать, а у меня прямо руки дрожат от волнения. Тут вошла Александра Викторовна, посмотрела на наш пирог и тоже стала нас хвалить, особенно за слова «Нашим мальчишкам». Ну, ей и пришлось резать пирог. А мы клали каждый кусок на белую бумажную салфеточку и разносили по партам. И только все сели и хотели откусить и попробовать, как в класс ворвались Антошин и Суханчик, и всё пошло кувырком.

Мы им закричали: «Поздравляем!» — и пирога обоим подсунули, Антошин даже не взглянул на пирог. Достал газету и прочитал всё слово в слово, что там было написано про то, как мы мальчишек перевоспитали. Он читал, а все сидели каждый над своим куском. И, конечно, никому этот кусок не пошёл в горло. Я смотрю, а Букин даже зубы сжал, а у Бобочки кулаки наготове. Было так тихо, что страшно стало.

А тут ещё Толька каким-то не своим голосом говорит:

— Сор из избы выносите? На всю область нас позорите! Да ещё и скромностью прикрываетесь! И у вас хватает совести угощать нас каким-то пирогом? А мы ни за какие пироги не продаёмся! — Да как схватил он свой кусок, да как сдавил его кулаком! Так курага во все стороны и полезла. И все мальчишки стали тискать свои куски и потащили их куда-то выбрасывать.

Они их всё-таки не выбросили. Толька первый потом сознался, что от пирога, даже измятого, так вкусно пахло, что они все куски завернули в салфетки и спрятали в тумбочке, где тётя Дуся половые тряпки держит. А на большой перемене съели.

Но всё, конечно, было испорчено. И мы все плакали. И Талка больше всех. Она сразу созналась. И дала честное слово, что она не говорила этому полосатому корреспонденту слова «перевоспитали». Как ему не стыдно всё-таки! От себя выдумывать!

Александра Викторовна, когда мы плакали, сказала, что мы всё сделали хорошо и плакать нам нечего. Она говорит, что всю эту историю с газетой и с Талкиным интервью мальчишки забудут через две недели. А этот свой солдатский пирог запомнят на всю жизнь. И сто раз его ещё вспомнят. Особенно, когда станут солдатами. Не знаю, может, и так.

А Талку теперь, пока они ещё ничего не забыли, придётся домой всем вместе провожать.